Крах

«При чем тут Самара», – в панике, спросонья думал Валя, скатываясь кубарем вниз. Его поймали, чьи-то руки, не позволив упасть на стол.

– Я же говорю, пожарный! – заикаясь от смеха, веселился Литвин.

Все еще не до конца придя в себя от такого резкого пробуждения, Валентин вертел головой в попытке сориентироваться. Поезд стоял, за окном было темно, только вокзальные фонари освещали перрон.

– Самара, братан! – громко сообщил Литвин.

– И что? – вытаращил на него глаза Валентин.

– Пойдем, подышим, а то здесь сдохнуть можно. Я думал, ты уже преставился. Как можно тут спать? – потащил Валентина за рукав на улицу Сергей. Только оказавшись на перроне, Валентин понял, насколько был прав товарищ. От свежего воздуха закружилась голова, и ноги предательски подкосились. Литвин подхватил чуть не упавшего сослуживца под руки.

– Тихо, тихо, тихо, – скороговоркой застрочил он. – Стоять! Смотрю, лежишь на спине, бледный весь, как покойник, – продолжил он. – Ну, думаю, так не пойдет, надо тебя на воздух, хотел сначала в тамбур вытащить, а тут Самара как специально. Вот и растолкал тебя. А то сдохнешь, с кем я Кремль тушить буду?

– Спасибо, – на выдохе сказал Валя.

– На здоровье, – затягиваясь сигаретой, ответил весельчак. И тут же переключившись на пробегающую мимо бабку с пирожками, начал с ней торговаться:

– Почем щенята, мать? – огорошил он ее вопросом.

– Какие щенята, сынок?

– Да те, из которых ты этих пирожков настряпала.

– Типун тебе на язык с меня ростом! – зло плюнула под ноги Сергею бабка.

– А что, с котятами, что ли? – не унимался тот.

– С картошкой по цене котят, – ответила бабка, судя по всему, привыкшая к постоянным шуткам пассажиров.

– Ну, тогда десять штук давай по цене за девять, – доставая рубль, торговался Сергей.

– Держи, милок, – развернув одеяло, закрывающее сумку, начала передавать Литвину пирожки бабка.

– Дались тебе эти пирожки, – когда торговка отошла к соседнему вагону, сказал Валя.

– Скучно, – бросил Сергей, закуривая второю сигарету.

Состав вздрогнул, лязгнув сцепкой.

– Перецепились. Пошли, а то в армию опоздаем, – поднявшись на ступеньки вагона и отбрасывая окурок, позвал Сергей Валю.

Валентин проводил взглядом дугу, описанную красным угольком окурка, вдохнул полной грудью и начал подниматься вслед за Сергеем. После пропитанного креазотом, но все равно свежего воздуха перрона в вагоне дышать было решительно нечем. Запахи еды, перегара, вспотевшей одежды перемешались в некую субстанцию, которую при желании можно было увидеть и даже потрогать. Едва зайдя в вагон, Валентин, тут же вышел обратно в тамбур и раскрыл дверь в надежде хоть маленько проветрить. Поезд медленно катил по Самаре. Пытаясь разглядеть город, Валентин прижался головой к стеклу, но кроме череды огней ничего не было видно. Въехали в промзону, потянулись бесконечные заборы. Закрыв за собой дверь, Валя пошел в купе. Отоспавшиеся за день призывники вовсю гуляли, в этот водоворот праздника попали уже почти все пассажиры вагона. Смех, визг, бренчание гитары превратились в фон сродни стуку колес и воспринимался как естественный. Валентин не хотел принимать участия в этой вакханалии последних часов гражданской жизни, поэтому, посмотрев на происходящее, пошел в вагон к майору, намереваясь занять место Литвина, все равно тот до Москвы добровольно постарается не попадать на глаза офицеру. Без труда найдя Серегино место, которое было не застелено, он завалился спать. «Действительно, как пожарный», – усмехнулся он своему сравнению. В вагоне майора было тихо и спокойно, под мерный стук разгоняющего поезда он почти мгновенно заснул.

Поезд прибывал в столицу в шесть утра. В пять часов Валентина кто-то начал трясти:

– Вставай, собирайся, подъезжаем, – услышал Валя голос сержанта. Повернувшись, он уперся взглядом в удивленное лицо кремлевца.

– Ты что тут делаешь?

– В армию еду, – честно ответил Валя.

– А этот где? – испуганно оглянулся сержант в поисках Литвина.

– На моем месте, мы поменялись, – успокоил его призывник.

– Хорошо, собирайся, – сказал сержант и направился в следующий вагон.

Представив, какую картину сейчас тот увидит во втором вагоне, Валентин вздрогнул от отвращения всем телом. Сам он великолепно выспался и хвалил сам себя за то, что принял правильное решение не продолжать пьянку. Умывшись, он отправился собирать вещи. По сути, ему надо было забрать только телогрейку, в карманы которой он распихал все туалетные принадлежности, от продуктов он избавился еще при посадке в поезд. В вагоне-празднике уже, или еще, никто не спал. Вид у всех был одинаково помятый и грустный. Было ощущение, что все двигаются как в замедленном кино. Литвин же, наоборот, был бодр и подозрительно весел, на гитаре он уже не играл, но что-то радостное насвистывал. Увидев Валентина, он широко раскинул руки.

– Какие люди! Мы-то его потеряли, а он – вот он! Жив, здоров, весел! Ты где прятался, братан?

– На твоем месте.

– Ловко, там мы тебя точно бы искать не стали, – засмеялся Литвин. – Правильно говорят, – продолжил он, – хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место.