Крах

– Ну? – вопросительно взглянул не него Андрей Константинович.

– Терпимо, товарищ старший лейтенант. Точно не перелом.

– Бежать сможешь? – вставая с табурета, спросил офицер.

– Замотать бы чем-нибудь потуже, тогда смогу.

– Старшина, зови санинструктора, пусть бинт тащит.

– Я сейчас, – выходя из каптерки, сказал старлей.

Филин лично сходил за санинструктором.

– Вывих, – констатировал тот, мельком взглянув на ногу курсанта. – Я, когда на ветеринара учился, сто раз такое видел, то лошадь, то корова копыто вывернет, потом наступать на него не может, – заржал он. – Давай сюда свою культяпку, сейчас бинтовать буду.

– Потуже только, – попросил Валя.

– Любой каприз за ваши деньги, – веселился санинструктор, нечасто ему доводилось оказывать помощь раненому бойцу. – Готово! – отрапортовал он, затянув ногу бинтом.

Валя покрутил ступней, было больно, но терпимо, нога из-за повязки плохо шевелилась, но теперь можно было, не хромая, наступать на нее. «Может, и получится добежать», – подумал он.

– Ну что, боец сраный, получше? – услышал Матвеев за спиной голос старлея.

– Так точно, получше, – обидевшись, ответил Валентин.

– Ты же боец?

– Так точно.

– У тебя рана?

– Так точно.

– То есть ты боец с раной?

– Так точно.

– Вот я и говорю, сраный ты боец, – засмеявшись, каламбурил Луговой. – Что, поди думал от кросса откосить? «Я сегодня инвалид у меня нога болит», не выйдет, курсант, побежишь, как все, и только попробуй последним прибежать, – продолжал он радоваться.

«Сейчас тебе не до смеха будет», – зло подумал Валентин. Стоит тут, обзывается, стихоплет-любитель.

– Стрелять я как буду? – не скрывая обиды, спросил он у взводного.

– Как все, на «отлично», – еще не понимая, в чем подвох, улыбался Луговой.

– Отлично от всех я сегодня стрелять буду, – обнаглев от обиды, ответил Валентин.

В самом деле, специально он, что ли, ноги себе чуть не переломал. Как по несколько суток в карауле стоять, то, Матвеев, давай служи, больше некому. А как ногу вывихнул, то сразу сраный боец.

– Ты что себе позволяешь? – покраснев, Луговой уставился на курсанта. – Ты мне условия будешь ставить? Старшина! В наряд его во второю смену!

– Есть! – радостно крикнул старшина.

– С завтрашнего дня на две недели. Устроил тут: буду не буду! Сегодня, как все, бегаешь и стреляешь, промажешь хоть раз, сгною в нарядах, – с перекошенным от гнева лицом хрипел старший лейтенант. – Я тут убиваюсь, людей из них делаю, ноги бинтую, стрелять учу.

Повисла пауза.

– Блядь! – выдохнул Андрей Константинович.

«Дошло наконец-то», – обрадовался Валентин испортившемуся настроению старлея.

– Он же левым глазом целится, старшина, – как бы ища помощи у Филина, проговорил Луговой.

– Прицелься! – в надежде скомандовал он курсанту.

Валентин зажмурил правый глаз, и тут же левая опухшая бровь начала мелко трястись.

– Блядь! – снова повторил взводный, судя по всему, настроение каламбурить пропало у него окончательно.

– Отставить второю смену! – Старшина со злостью захлопнул журнал.

– Видишь что левым глазом?

– Все вижу, только когда прицеливаюсь, все расплывается, и дрожит.

– А правым?

– А правым не дрожит.

– Толку то, – задумавшись, произнес старший лейтенант. – Правым глазом ты слону в задницу не попадешь с двух метров. – Иди в роту занимайся по распорядку.

Стоявший у двери санинструктор сунул Валентину три упаковки бинта.

– Когда повязка ослабнет, новым перетянешь.

– Ну что? – Уставший ждать новостей, бросился к нему Вовка.

– Да нормально все, – пересказал все произошедшие с ним в каптерке Валентин.

– И что нормального? Ни бежать толком, ни стрелять, – не понимая, переспросил друг.

– Из двух зол выбирают меньшее? – философски заметил Матвеев. – В наряд-то не пойду, уже хорошо, а с «проверкой» видно будет.