Крах Атласа

Селин слизнула икру и с выражением блаженства на лице потянулась за вином. Айя поступила точно так же, с наслаждением покатав икринки на языке. Она любила, когда их подают на небольших блинчиках со сметаной, но так было немного эротичнее, – как будто слизываешь море с голой плоти.

– Возможно, нам стоит просто исправить Америку, – в шутку предложила Айя. – Дорожное движение там просто ужасное. Наверное, стоит подарить им поезд-другой, для нашего же комфорта. Скажем, из Нью-Йорка в Лос-Анджелес? Думаю, это здорово улучшит Неделю моды.

Селин хихикнула, не отнимая бокала от губ.

– Длинновата дорога, не находите? От побережья до побережья.

Айя принялась накладывать на блинчик нездоровое количество икры с кремом-фреш.

– Разве эти города не соседи? Никак не запомню.

– В любом случае затея не очень. Опять-таки прироста капитала никакого, – сказала Селин, и они мило посмеялись в унисон. – Но да, давайте устроим вечеринку! – добавила она, поднимая тост. – Если уж переделывать мир, то на стиле!

– Значит, решено, – ответила Айя. – Приедете в Токио весной? На цветение сакуры? Вашему совету понравится, а мой придет в ужас от их привычек. – Она словно наяву увидела, как соевым соусом поливают рис, втыкают в него палочки для еды, словно на похоронах, путают японское с китайским, а то и вовсе с корейским. – Будет выгодно нам обеим.

– Мне очень нравится ход ваших мыслей, – с восхищением заметила Селин.

Айя смаковала вино. Все это было очень чувственно: шелковая блузка Селин, кислинка, тихие вздохи удовольствия. Дорогая икра напоминала Айе о хорошем сексе. Качественная мебель всегда была мягче, пафосный хрусталь сверкал ярче, прекрасные кружева обладали чарами, которые не могли воссоздать иллюзии Нова. Даже жалко, что так много сил уходит на представление, разыгранное для тысячи пустых мест. Жалко, что Айя не может просто податься к Селин и позвать ее в спальню, где все куда проще. Капелька сладости, тепла и движения, чтобы помочь им расслабиться.

Увы, но Айе счастливой кошечки не перепало. Свою удачу она творила сама, и у нее были пределы. Поэтому Айя купила себе по вибратору на любой случай жизни, и даже самый небольшой из них (жемчужно-розовая раскладушка размером с пудреницу, которая как раз лежала сейчас в сумочке) справлялся эффективнее губ, пальцев и живого партнера. И разве есть что-нибудь вкуснее хорошего шампанского? А остальное – счастье, цель, доброта ради доброты, способность любить или даже трахаться без осуждения, не быть предметом разговоров полной комнаты белых мужчин, – все это лишь зыбкое мерцание, блеск. Просто шум.

Если уж Айе не везло, она хотя бы умела быть терпеливой, находила в себе мужество признать, что подлинная сила очень проста, бескомпромиссна. Это была способность забывать пустой дом, пустую жизнь и не бояться, что тебя закопают в безымянной могиле после жизни, полной служения. Это была свобода делать выбор, который не приводил к нищете или смерти.

Любой, кто думал иначе, просто не знал голода или не пробовал икры у Селин Нова.

– За наш новый мир, – сказала Селин, поднимая бокал.

Айя в ответ блаженно улыбнулась. Если бы Атлас Блэйкли доверился не Далтону Эллери, а Айе Сато, она сказала бы ему вот что: «Когда экосистема умирает, природа скорбит по ней дальше. Зачем еще принимать условия Общества, как не для того, чтобы жить?»

– За наш новый мир, – поддержала она, отвечая на тост Селин нежным поцелуем.

Париса

– У нас неоконченное дело, – сказала она, вручив Каллуму пистолет с блестящим логотипом Уэссексов. Потом прошла в кабину телепорта, когда двери послушно открылись. – И ты поможешь мне довести его до конца.

Каллум осторожно последовал за ней, оглянувшись, словно был уверен, что за ними следят.

– Так я должен помочь убить Роудс? Вряд ли тебе нужен именно я, – зло пропыхтел он, упихивая ствол за ремень, как какой-нибудь идиотский ковбой.

– Осторожнее с этой штуковиной. Ты явно не умеешь ею пользоваться. И да, ты прав, – сказала Париса, имея в виду, что Каллум самый неподходящий помощник в покушении на Либби Роудс. А еще верны были разнообразные сомнения, что кружились у него в голове – относительно того, нужна ли вообще Парисе его помощь, ведь она в одиночку устроила переворот.

Если Париса хотела кого-то убить, то трудность состояла вовсе не в том, чтобы совершить покушение без чьей-либо помощи. Она, вероятно, могла бы внедрить мысль кому-нибудь в голову, даже Каллуму. Да что там, особенно ему, хотел он это признавать или нет. Дело было в жертве: любой другой сделал бы эту конкретную смерть куда более ценной. Каллуму устранить Либби Роудс не стоило ничего.