Крах каганата

Ирма встала с ложа и в чём мать родила (спали в то время обнажёнными), утопая но щиколотку в ворсе шерстяного ковра, подошла к окну и раскрыла створки. Толстая зеленопузая муха, радостно жужжа, вылетела на волю. Лёгкие царицы глубоко вдохнули утреннюю прохладу. Бледное рассветное солнце медленно выкатывалось из-за Волги-Итиля, из-за островерхой крыши дворца кагана, находившегося на острове посреди реки, из-за белозубой стены царского дворца — Сарашена, — где и ночевала аланка. Смуглая её кожа чувствовала мягкие дуновения шаловливого ветерка. В тридцать четыре года Ирма выглядела свежо и молодо: крепкое, не по-женски мускулистое тело, совершенно плоский живот и высокая небольшая грудь. Вроде и не рожала четыре раза! Вроде не находилась в замужестве более семнадцати лет! Только две незначительные детали говорили о её возрасте: неглубокие, но заметные поперечные морщины на шее и недевичьи руки — сильные, с рельефно выступавшими венами на тыльной стороне ладони. Но глаза были живы, щёки бархатны, а на тонких упрямых губах расцветала улыбка уверенного в себе человека; привлекательное лицо не могли испортить ни излишне тяжеловесная нижняя челюсть, ни, пожалуй, много ниже, чем нужно, набегавшая на лоб линия волос — темно-каштановых, чрезвычайно густых...

Несколько озябнув, женщина отошла от окна и подёргала за шёлковый шнур с колокольчиком — призывая к себе прислугу. Торопливо подоспевшие девушки-рабыни начали, как положено, приводить государыню в порядок — обрядили в хламиду и сопроводили в купальню, вымыли, натёрли дорогими маслами, промассировали каждый участок тела, наложили согревающие компрессы и питательные маски, перед бронзовым зеркалом тщательно причесали, закрепил и волосы костяными гребнями, шпильками и заколками, нанесли краски на лицо, облачили в дорогие наряды, надушили ароматными жидкостями... Терпеливо снося все манипуляции, Ирма беседовала со своей наперсницей, так сказать — «главной фрейлиной» (по-хазарски — «хо-мефеин»), не рабыней, но благородной — из аланской аристократии; звали её Тамара, и она, в целом симпатичная молодая женщина, отличалась безобразным красно-фиолетовым родимым пятном на щеке и шее; из пятна росли волосы, и оно пугало.

— Что рассказывают о новом раввине Ицхаке Когене? — спрашивала царица.

— Ничего такого, что заслуживало бы внимания, — отвечала товарка. — Нанял себе учителя хазарского языка — ну, во-первых, для обычного общения с прихожанами, во-вторых, для доходчивых разъяснений в синагоге непонятных отрывков из Святого Писания.

— Неужели службу собирается вести по-хазарски?

— Думаю, частично: чтение из Торы на иврите, а затем толкование — на местном наречии.

— Что-то новенькое. Рабби Леви — мир его праху! — эти вольности всегда осуждал.

— Новое время — новые песни. А жену Ицхака видели на базаре — вместе с двумя служанками лично отбирала продукты — что кошерное, а что не кошерное, — никому не доверив, никого не стесняясь.

— Это их константинопольские привычки. Мы — Восток, и у нас эльтеберы, беки, с простолюдинами не общаются. Ничего, приникнут... Правду говорят, что их дочь — красавица?

— Я сама не видела, но по слухам — да. Будто бы ни один мужчина глаз не отведёт.

Ирма надула губы:

— Этого ещё не хватало. Надо её оградить от внимания моего супруга. Всем известно, как он падок на других женщин! Летом, во время кочевья, вне моего внимания, пусть ведёт себя, как ему угодно, — раз Господь сотворил мужчин невоздержанными в любви, тут менять что-то не приходится. Но в Итиле, осенью и зимой, у меня под боком, никаких гаремов я не потерплю!

Помолившись и выпив утренний шербет (плотный завтрак в их среде понимался как дурной тон, признак плебса), государыня спустилась во двор, села в изукрашенный лентами и гирляндами паланкин и в сопровождении пышной свиты двинулась к южным воротам Итиля — встретить прибывавшего с летнего кочевья супруга.

Главный город хазар на Волге состоял из трёх неравных частей. Посреди реки, на острове, жил каган — то есть «царь царей», номинальный глава государства, — и его дворец красотой и величиной затмевал все другие здания столицы; был он сложен из белых сырцовых кирпичей. Остров соединялся с правым берегом неким подобием плавающего моста — рядом лодок, пристыкованных бортами друг к другу. В случае опасности лодки разъединялись, разъезжались в разные стороны, и попасть к кагану неприятель с ходу уже не мог.

На правобережье находилась большая, западная часть Итиля — Сарашен (замок Иосифа), Бакрабад (средоточие духовных учреждений — синагог, мечетей, христианских церквей; тут располагались также суды, кладбища и религиозные школы) и Хамлидж (аристократические дворцы, частные дома, окружённые садами, бани, разные хозяйственные постройки). Толстая стена с мощными огромными башнями ограждала эту треть Итиля от приволжской степи. Население западной части составляло около 16 тысяч человек, не считая воинов, охранявших покой и мир богатейших семей Хазарии.