Они могли цинично врать в глаза своему потенциальному избирателю. Они умели запугивать обывателя (пока еще на словах, а не стуком в дверь рукояткой «нагана»). Но они понимали, что и для чего делают. Таким образом, это были самые реальные политики в стране. Многолетний опыт подпольной борьбы и бесконечные дебаты в ссылках о том, как правильно понимать марксизм, дали им больше, чем кадетам и октябристам пленарные заседания Государственной думы. Не имея в большинстве своем системного образования, они учились без отрыва от диктатуры пролетариата.
Ленина и его когорту не случайно считали партией нового типа. Они придумали и установили свои правила игры, заставив всех противников играть на чужом поле. Контрреволюция и без того уступала большевикам по всем показателям, а в этом случае даже не рассматривалась как достойный противник. Да, был в 1919 году момент, когда казалось, что их власть рухнет под сокрушительными ударами Добровольческой армии генерала Деникина. Но умение победить в обстоятельствах, когда все против тебя, – великое искусство. Ленин, Троцкий, Сталин, Дзержинский и сотни других старых большевиков владели им в совершенстве.
Быть обреченным на победу в их случае – вовсе не проявление какой-то эфемерной воли провидения. Они были убежденными материалистами и верили только в самих себя. Их неизбежный триумф осенью 1917 года – итог многолетней упорной работы над собой. Это уверенность в том, что твои товарищи пойдут до конца за свои убеждения и каторга их не сломит. Это убежденность в своей правоте и умение превратить поражение в триумф. «Победи себя и станешь непобедимым» – это о ленинской партии.
История не терпит сослагательного наклонения. Но даже если допустить на минуту, что вся русская контрреволюция сумела бы объединиться, результат, полагаю, был бы прежним. Их противников могла связать идея, а большевики были спаяны собственной и чужой кровью. В мировой политике подобное было впервые. И именно в силу этого противостоять партии Ленина было невозможно. Но в то время это еще не всем было очевидно.
Есть другая партия
Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно.
Слова Ленина «Есть такая партия» в Советском Союзе были широко известны. Любого школьника разбуди среди ночи, и он без запинки вам расскажет, как 3 июня 1917 года во время Всероссийского съезда Советов в речи председателя Петросовета Церетели прозвучал вопрос: может ли хоть кто-нибудь из уважаемых делегатов назвать партию, которая бы рискнула прямо сейчас взять в свои руки власть и принять на себя всю ответственность за все происходящее в России? Присутствовавший в зале лидер большевиков Ленин хранил молчание и оратора не перебивал. Воспитанный был человек. Но на следующий день, когда ему предоставили слово для 15-минутного выступления, заявил «Есть» и сослался на ту самую речь Церетели.
С тех самых пор посыл про существование такой партии стал фактическим синонимом революционных потрясений в России. И я вовсе не ошибся, назвав эту главу «Есть другая партия». Потому что она действительно была. Партия русской контрреволюции, которую возглавили генералы Алексеев и Корнилов. Я уже слышу, как кто-то скажет: «Это не партия. Армия. Никакой четко сформулированной программы у белогвардейцев не было». Жестоко ошибаетесь. Партией в привычном нам значении этого слова они, конечно же, не были. Но вот программа имелась. 2 февраля 1918 года генерал Корнилов передал генералу Алексееву проект, состоявший из 14 пунктов. Ничего неожиданного или принципиального нового она не содержала. Все ключевые вопросы многократно озвучивались еще во время мятежа военных. Теперь же эта программа понадобилась для борьбы уже не с Керенским, а с большевиками.
Начало формирования этой условной партии было положено ранним утром 8 ноября 1917 года. В тот день начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Духонин получил приказ Совета народных комиссаров, подписанный Лениным, о незамедлительном начале предварительных переговоров с немцами по поводу перемирия. Ставка предпочла не отвечать на эту депешу. Прошли сутки. Лидер большевиков устал ждать. Он потребовал генерала к прямому проводу. Разговор был непростым и продлился два с половиной часа. Это очень долго даже по нынешним меркам, а уж про революционное время и говорить не приходится. Там обычно все решалось в пять минут. Взведенный курок пистолета был очень сильным аргументом.