Читаем Крах полностью

Кавасаки. Вот оно как? Нет, не может такого быть! По-моему, все это выдумки для отвода глаз. Однако твоя матушка весьма дальновидна, если даже тебя заставила во все это поверить… Мне бы хотелось с ней встретиться. Попробую сам с ней потолковать.

Сэцуко. О чем?

Кавасаки. Разумеется, просить ее пожертвовать деньги в пользу движения не стану: бесполезно, не даст, а если и даст, так потом жди неприятностей. Уж лучше пусть сочтет меня негодяем и захочет поскорее избавиться от такого мерзавца зятя. Я же заверю ее, что, получив определенную сумму, так сказать, отступные, возьму всю вину на себя и никогда больше не стану ее тревожить.

Сэцуко (невольно засмеявшись). Отступные?… С этим к ней уже приходили, да так и ушли ни с чем.

Кавасаки. Приходили? Кто?

Сэцуко. Старуха О-Иси. Та самая, которая, по слухам, жила на горячих источниках у отца…

Кавасаки. А, та бывшая гейша… Ладно, пусть я тоже уйду ни с чем, но поговорить с твоей матерью должен непременно. Она дома?

Сэцуко. Дома-то дома… (Немного подумав.) Ладно, пойду позову. Но на деньги ты не надейся. (Идет направо.)

Кавасаки. Погоди минутку. Скажи ей только, что я прошу прощения за то письмо и непременно хочу с ней увидеться…

Сэцуко, улыбнувшись ему, уходит.

Кавасаки расхаживает по комнате, выходит в сад с задумчивым видом, словно погруженный в воспоминания. Возвращается Сэцуко.

Ну, что? Она придет сюда? Или мне идти к ней?

Сэцуко. Сказала, что ей нездоровится и просила извинить…

Кавасаки. Нездоровится? (С угрожающим видом смотрит вправо.) Где она?

Сэцуко (вздрогнув). Что ты собираешься делать?

Кавасаки (передумав, садится). Она больше ничего не сказала?

Сэцуко. Нет, ничего.

Кавасаки. В общем, требовать встречи бессмысленно.

Сэцуко. Документ при тебе?

Кавасаки. Согласие на развод?… Велела небось без всяких разговоров оставить бумагу и уйти?

Сэцуко. Мама очень расстроена после встречи с этой О-Иси, она в подавленном состоянии.

Кавасаки. Бумаг у меня при себе нет. Я отдал их одному человеку. Через несколько дней он приедет сюда по делу. По правде говоря, мне не хотелось вести переговоры через него, и я, рискуя, приехал сам. Но теперь ничего не поделаешь. Хорошо, что хоть ты поняла меня. Ради этого одного уже стоило приезжать… Поедешь в Корею, береги себя. Писать не смогу, но если будем живы-здоровы, может, увидимся.

Сэцуко. Отсюда ты прямо в Токио?

Кавасаки. Да, как раз успею на семь тридцать. У меня еще полно дел. (Немного поколебавшись.) Извини, не дашь ли мне денег, если у тебя есть при себе? На билет, правда, мне хватит, но…

Сэцуко. Вот все, что есть. (Открывает кошелек, высыпает содержимое, потом снимает кольцо и вместе с деньгами отдает Кавасаки.)

Кавасаки. Спасибо. Прости. (Жмет руку.)

Сэцуко отворачивается.

Входит О-Маки. Кавасаки быстро уходит. Сэцуко провожает Кавасаки взглядом и в изнеможении опускается на стул. Обе некоторое время молчат. Сгустились сумерки. Сэцуко порывисто встает, подходит к матери, садится на корточки и прячет лицо у нее в коленях.

О-Маки (расслабленно). Так хочется куда-нибудь уехать.

Сэцу-тян. Далеко-далеко, где никто нас не знает… Тэру-тян, помнится, так говорила когда-то, и вот она ушла первая…

Сэцуко (вздрогнув). Мама!

О-Маки (усмехаясь). Покамест я еще не собираюсь идти вслед за ней. Нет, умирать еще не хочу! Больше того, хочется наконец пожить в свое удовольствие. Чем я хуже других! Отец, увы, в таком состоянии, что вряд ли долго протянет. Надо привести все дела в порядок, а потом мы уедем.

Сэцуко (едва слышно). Да…

О-Маки. Вдвоем с тобой, Сэцу-тян, понимаешь?

Сэцуко. Моего заработка нам вполне хватит.

О-Маки (смеется). Сэцу-тян будет меня кормить! Прекрасно… Он оставил бумаги?

Сэцуко. Нет. Он не захватил их с собой, сказал, что потом пришлет.

О-Маки. Ты дала ему денег?

Сэцуко. Нет… Ах, я хочу обо всем забыть и поскорее начать работать.

О-Маки (смеется). Итак… Госпожа учительница Сэцу-тян?

Сэцуко. Первое время я буду считаться как бы практиканткой с жалованьем в пятьдесят иен.

О-Маки. Да, Сэцу-тян стала самостоятельным человеком… Но мама не допустит, чтобы ты так тяжело трудилась!

Сэцуко. Но я смогу заработать деньги!

О-Маки. Пятьдесят иен? Огромная сумма!

Сэцуко. Сейчас и такие деньги нам пригодятся…

О-Маки. Об этом не беспокойся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Японская драматургия

Шелковый фонарь
Шелковый фонарь

Пьеса «Шелковый фонарь» представляет собой инсценировку популярного сюжета, заимствованного из китайской новеллы «Пионовый фонарь», одной из многочисленных волшебных новелл Минской эпохи (1368 – 1644), жанра, отмеченного у себя на родине множеством высокопоэтичных произведений. В Японии этот жанр стал известен в конце XVI века, приобрел широкую популярность и вызвал многочисленные подражания в форме вольной переработки и разного рода переложений. Сюжет новеллы «Пионовый фонарь» (имеется в виду ручной фонарь, обтянутый алым шелком, похожий на цветок пиона; в данной пьесе – шелковый фонарь) на разные лады многократно интерпретировался в Японии и в прозе, и на театре, и в устном сказе. Таким образом, пьеса неизвестного автора начала ХХ века на ту же тему может на первый взгляд показаться всего лишь еще одним вариантом популярного сюжета, тем более что такой прием, то есть перепевы старых сюжетов на несколько иной, новый лад, широко использовался в традиционной драматургии Кабуки. Однако в данном случае налицо стремление драматурга «модернизировать» знакомый сюжет, придав изображаемым событиям некую философскую глубину. Персонажи ведут диалоги, в которых категории древней китайской натурфилософии причудливо сочетаются с концепциями буддизма. И все же на поверку оказывается, что интерпретация событий дается все в том же духе привычного буддийского мировоззрения, согласно которому судьба человека определяется неотвратимым законом кармы.

Автор Неизвестен

Драматургия
Красильня Идзумия
Красильня Идзумия

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.«Красильня Идзумия – прямой отклик на реальные события, потрясшие всю прогрессивно мыслящую японскую интеллигенцию. В 1910 году был арестован выдающийся социалист Котоку Сюсуй и группа его единомышленников, а в январе 1911 года он и одиннадцать его товарищей были приговорены к казни через повешение (остальные тринадцать человек отправлены на каторгу) по сфабрикованному полицией обвинению о готовившемся покушении на «священную императорскую особу». Излишне говорить, что «Красильня Идзумия», напечатанная в журнале «Плеяды» спустя всего лишь два месяца после казни Котоку, никогда не шла на сцене, хотя сам Мокутаро Киносита впоследствии утверждал, что его единственной целью при написании пьесы было передать настроение тихой предновогодней ночи, когда густой снегопад подчеркивает мирную тишину и уют старинного провинциального торгового дома, так резко контрастирующий с тревогами его обитателей. И все же, каковы бы ни были субъективные намерения автора, «Красильня Идзумия» может считаться первой попыткой национальной драматургии вынести на подмостки нового театра социальную проблематику Японии своего времени.

Мокутаро Киносита

Драматургия / Стихи и поэзия
Загубленная весна
Загубленная весна

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.Одной из первых японских пьес для нового театра стала «Загубленная весна» (1913), написанная прозаиком, поэтом, а впоследствии и драматургом Акита Удзяку (1883–1962). Современному читателю или зрителю (в особенности европейскому) трудно избавиться от впечатления, что «Загубленная весна» – всего лишь наивная мелодрама. Но для своего времени она и впрямь была по-настоящему новаторским произведением, в первую очередь хотя бы потому, что сюжет пьесы разворачивался не в отдаленную феодальную эпоху, как в театре Кабуки, а в реальной обстановке Японии десятых годов.Конфликт пьесы строился на противопоставлении чистого душевного мира детей, девочки и мальчика, из обеих семей несправедливому, злобному миру взрослых, разделенных непримиримой враждой, что и дало, вероятно, основание критике провести аналогию между этой пьесой и… «Ромео и Джульеттой» Шекспира. Любопытно отметить, что в годы реакции во время второй мировой войны «Загубленная весна» была запрещена к исполнению, так как якобы искажала «дух солидарности», обязательный для соседей, а тема чисто детской любви, зарождающейся между двенадцатилетним Фудзиноскэ, сыном аптекаря, и четырнадцатилетней Кимико, дочерью податного инспектора, была сочтена неуместной сентиментальностью и попросту вредной.

Акита Удзяку

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги