Читаем Крах полностью

Кэнскэ (смеется). Не надо с таким предубеждением относиться к людям… Вы сами, Кадзуо-сан, тоже очень переменились…

Пастор. Матушки вашей нет дома?

Кадзуо. Она дома, но у нее гостья.

Пастор. Тогда, может быть, зайти в другой раз? Собственно, я по делу, насчет подарков для солдат действующей армии.[8] Мы хотим привлечь к сбору женское благотворительное общество.

Кэнскэ. Я слышал, в Маньчжурии уже ударили морозы.

Кадзуо. Не выношу, когда эти молодчики из молодежных организаций орут на привокзальных площадях, провожая солдат.[9] Ну что им далась Маньчжурия?… Впрочем, я, может быть, не прав, рассуждаю чересчур субъективно… Нервы пошаливают.

Кэнскэ. Лучше поменьше думать и беречь здоровье.

Пастор. Разумеется, разумеется…

Голос О-Иси (чем взволнованней она говорит, тем сильнее слышится в ее речи местный акцент). Это вовсе не значит, что я не верю вам, госпожа. Просто пока не увиделась с вами, душа была не на месте… Да…

Входит О-Иси. Следом с недовольным видом идет О-Маки.

О-Иси (всем кланяется). Прекрасная нынче погода, господа… (Подходит к Умпэю.) Господин, сколько лет, сколько зим! Простите, что долго не давала о себе знать…

Умпэй. У-у-у…

О-Иси. Господин, это я, О-Иси.

Умпэй. М-м…

О-Иси (пораженная тем, как сильно изменился Умпэй). Господин, вы не узнаете меня? Это я, О-Иси.

Умпэй. А… ум… (Машет рукой, нетерпеливо стонет, поворачивается к Кадзуо.) Ун… ун…

Кадзуо (смотрит на палец отца, который что-то пишет в воздухе). Все время требует: «Покупай, покупай». За биржевого маклера меня принимает, что ли?

О-Иси (громко, Умпэю прямо в ухо). Господин, это я… Симэка Ваша Симэка!

Умпэй (как будто узнал ее, в его лице что-то дрогнуло) У-у-у… (Опять пишет в воздухе пальцем.)

О-Иси. Да, видно, ничего не поделаешь… Больше я не настаиваю… Но взамен, госпожа, хочу попросить вас хоть немного помочь деньгами…

О-Маки. Право, мне неловко повторять одно и то же, но вы сами видите, в каком мы все положении.

О-Иси (смеется). Рыба, хоть и протухнет, все рыба… Вы очень выручите меня и дочь, если пожертвуете две-три тысчонки, всего-то, из ваших карманных денег…

О-Маки. Что вы, откуда у меня такие деньги?

Пастор и Кэнскэ отходят в сторону. Слева поспешными шагами возвращается Сэцуко. При виде О-Иси застывает на месте.

О-Иси (нарочито громко). Мне, конечно, неудобно говорить вам об этом, но, честно говоря, я отдала любимую дочь господину, потому что он обещал через три года записать эту гостиницу на ее имя. И вот, госпожа, без моего ведома гостиницу отдали в залог, а тут как раз случилось это несчастье… Я спохватилась – ан поздно, и нас с дочкой прогнали, словно приблудных кошек, даже пожаловаться некому.

О-Маки (едва сдерживая гнев). Я сделала бы для вас все, что в моих силах, но дать денег, понимаете…

О-Иси. Нам хватило бы трех тысяч иен. По нынешним ценам гостиница стоит пятьдесят, а то и все шестьдесят тысяч, а ее отдали в залог всего лишь за тридцать… Да что уж, теперь говорить об этом бесполезно, оттого я и прошу у вас хоть десятую часть того, что вы получили. Хочу открыть небольшую лавчонку.

О-Маки. Сейчас не то что трех тысяч, а даже тридцати иен у меня нет…

О-Иси. Когда же мне за ними прийти?

О-Маки. Когда?… Но мы разорены!

О-Иси. Оттого я и обращаюсь к вам лично, госпожа.

О-Маки. Денег нет.

О-Иси. Значит, не дадите?

О-Маки (выходит из себя,). Вот надоела! Заладила: «У вас…», «от вас…».

О-Иси (пожимает плечами). Ах вот как… Прошу прощения… В таком случае вот что я вам скажу, госпожа. Известно ли вам, где сейчас находится ваш сынок? Да-да, молодой господин Тоё.

О-Маки изумлена.

Ведь Путако, слава богам, совсем поправилась от болезни и сейчас пользуется большим успехом в чайном домике «Вакатакэ», сынок ваш очень к ней расположен.

О-Маки ошеломлена.

Впрочем, это бы ладно, а вот то, что он приходит веселиться без гроша в кармане, – никуда не годится. Так вот, ваш сынок заявил мне, что у тетушки Фурукавы имеется его доля, которую он дал ей на хранение через вас, и что я могу получить эти денежки, когда захочу.

Тетушка растерянно смотрит на О-Маки.

О-Маки. Это Тоё сказал такое? Не знаю, что он там наговорил, но его дела меня совершенно не касаются.

О-Иси. Ах вот оно что. Вы что же, из дому его выгнали, что ли?

О-Маки. Пожалуй, что так.

О-Иси. Тогда ничего не поделаешь. Остается лишь препроводить его в полицию, поскольку страдает наш бизнес… Вас так больше устраивает?

О-Маки. Поступайте как знаете.

Перейти на страницу:

Все книги серии Японская драматургия

Шелковый фонарь
Шелковый фонарь

Пьеса «Шелковый фонарь» представляет собой инсценировку популярного сюжета, заимствованного из китайской новеллы «Пионовый фонарь», одной из многочисленных волшебных новелл Минской эпохи (1368 – 1644), жанра, отмеченного у себя на родине множеством высокопоэтичных произведений. В Японии этот жанр стал известен в конце XVI века, приобрел широкую популярность и вызвал многочисленные подражания в форме вольной переработки и разного рода переложений. Сюжет новеллы «Пионовый фонарь» (имеется в виду ручной фонарь, обтянутый алым шелком, похожий на цветок пиона; в данной пьесе – шелковый фонарь) на разные лады многократно интерпретировался в Японии и в прозе, и на театре, и в устном сказе. Таким образом, пьеса неизвестного автора начала ХХ века на ту же тему может на первый взгляд показаться всего лишь еще одним вариантом популярного сюжета, тем более что такой прием, то есть перепевы старых сюжетов на несколько иной, новый лад, широко использовался в традиционной драматургии Кабуки. Однако в данном случае налицо стремление драматурга «модернизировать» знакомый сюжет, придав изображаемым событиям некую философскую глубину. Персонажи ведут диалоги, в которых категории древней китайской натурфилософии причудливо сочетаются с концепциями буддизма. И все же на поверку оказывается, что интерпретация событий дается все в том же духе привычного буддийского мировоззрения, согласно которому судьба человека определяется неотвратимым законом кармы.

Автор Неизвестен

Драматургия
Красильня Идзумия
Красильня Идзумия

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.«Красильня Идзумия – прямой отклик на реальные события, потрясшие всю прогрессивно мыслящую японскую интеллигенцию. В 1910 году был арестован выдающийся социалист Котоку Сюсуй и группа его единомышленников, а в январе 1911 года он и одиннадцать его товарищей были приговорены к казни через повешение (остальные тринадцать человек отправлены на каторгу) по сфабрикованному полицией обвинению о готовившемся покушении на «священную императорскую особу». Излишне говорить, что «Красильня Идзумия», напечатанная в журнале «Плеяды» спустя всего лишь два месяца после казни Котоку, никогда не шла на сцене, хотя сам Мокутаро Киносита впоследствии утверждал, что его единственной целью при написании пьесы было передать настроение тихой предновогодней ночи, когда густой снегопад подчеркивает мирную тишину и уют старинного провинциального торгового дома, так резко контрастирующий с тревогами его обитателей. И все же, каковы бы ни были субъективные намерения автора, «Красильня Идзумия» может считаться первой попыткой национальной драматургии вынести на подмостки нового театра социальную проблематику Японии своего времени.

Мокутаро Киносита

Драматургия / Стихи и поэзия
Загубленная весна
Загубленная весна

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.Одной из первых японских пьес для нового театра стала «Загубленная весна» (1913), написанная прозаиком, поэтом, а впоследствии и драматургом Акита Удзяку (1883–1962). Современному читателю или зрителю (в особенности европейскому) трудно избавиться от впечатления, что «Загубленная весна» – всего лишь наивная мелодрама. Но для своего времени она и впрямь была по-настоящему новаторским произведением, в первую очередь хотя бы потому, что сюжет пьесы разворачивался не в отдаленную феодальную эпоху, как в театре Кабуки, а в реальной обстановке Японии десятых годов.Конфликт пьесы строился на противопоставлении чистого душевного мира детей, девочки и мальчика, из обеих семей несправедливому, злобному миру взрослых, разделенных непримиримой враждой, что и дало, вероятно, основание критике провести аналогию между этой пьесой и… «Ромео и Джульеттой» Шекспира. Любопытно отметить, что в годы реакции во время второй мировой войны «Загубленная весна» была запрещена к исполнению, так как якобы искажала «дух солидарности», обязательный для соседей, а тема чисто детской любви, зарождающейся между двенадцатилетним Фудзиноскэ, сыном аптекаря, и четырнадцатилетней Кимико, дочерью податного инспектора, была сочтена неуместной сентиментальностью и попросту вредной.

Акита Удзяку

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги