Крамнэгел

– «Кадиллак эльдорадо». Похоже, полицейские стали лучше жить. – Он принюхался. – Какими это духами пользуется Ал? И разве ему не нужна его машина?

– Ну ладно, ладно, это моя машина. Мне тут внезапно привалило.

– Привалило? Мои гонорары к тебе привалили, да? – взорвался Крамнэгел.

– И вовсе не твои гонорары. У меня тетя умерла.

– Что-то не помню, чтобы у тебя была тетя.

– Ну, может, и твои гонорары, не знаю. – Теперь настала ее очередь взорваться: – А на кой тебе черт твои гонорары? Ты их в жизни не получал.

– Ну так я написал историю моей жизни! – завопил он. – И мне за нее заплатили! А у тебя потом не хватило ни любви, ни верности, ничего! У тебя их не больше, чем у плюшевой собаки! Ты ведь думала, что я там останусь на всю жизнь, да? Убедила себя, что я никогда оттуда не выйду, да? И поддалась на хитрые речи этого Карбайда, этого подонка паршивого!

– Не говори мне о нем, – прошипела Эди.

Крамнэгел искренне опешил, сохраняя, однако, боевую готовность. Что она еще такое удумала?

– О Барт, я так несчастна, – только и выговорила Эди, а потом разразилась рыданиями.

– Я ведь очень хорошо к тебе относился, Эди. Я простил бы тебе все на свете, ей-богу, и твои измены тоже, но почему именно Ал Карбайд? Господи, почему именно Ал Карбайд?

– Я не знаю, почему именно Ал Карбайд! – истерично завопила она. – Он бьет меня! Он садист! И вечно шляется по ночам! О боже, как, должно быть, доставалось Эвелин! А стоит лишь его спросить, где он был, – бац! Левой в скулу, или правой в глаз, или ремнем для правки бритвы по заду.

Крамнэгел вдруг заметил, что она очень хитро обходит главную цель их встречи. Но он слишком хорошо знал Эди, чтобы позволить ей увильнуть.

– Где деньги? – тихо спросил он.

Эди впилась в него сверкающим взглядом. В ресницах уже гнездились слезы, подобно каплям дождя, застрявшим в листве после весеннего ливня.

– Ты ведь так и не перестал быть моим, ты ведь знаешь это, знаешь, правда?

– И разделяю эту честь с Четом Козловским и добрым десятком других... Где же мои деньги?

– У меня их нет.

Крамнэгел смерил ее ледяным взглядом.

– Ты вправду считаешь, что Ал лупит по-настоящему?

– Ты не посмеешь. Я ведь тебя знаю.

– Я тоже думал, что знал тебя, Эди. Тот я, которого знаешь ты, как раз и думал, что знал тебя. Но теперь ни ты меня, ни я тебя, наверно, не знаем. Мне нужны мои деньги, Эди. А ты мне не нужна, поверь. Карбайду, я думаю, повезло, но мне, пожалуй, повезло чуток больше. Вот так. Выкладывай. А потом я оставлю тебя в покое, пока не подсчитаю все, что ты действительно мне должна.

– У меня нет денег.

Крамнэгел смотрел на нее, переводя взгляд с одного ее глаза на другой в поисках ненасильственного решения проблемы. Драться с женщинами он терпеть не мог, разве только в целях самозащиты, столкновение же с капитаном Макарезосом сделало его нерешительным вдвойне. Эди тоже вперила в него взгляд, а потом обезоруживающе улыбнулась.

– Да, пожалуй, ты права, – нехотя пробормотал он. – Нет у меня настроения тебя бить.

– Вот-вот, я Алу так и сказала, – благодарно ответила Эди. – Если, не прибегая к силе, человек не может получить то, чего хочет, значит, он этого и не стоит.

– Как же мы все-таки договоримся? – спросил Крамнэгел.

– Поцелуй меня.

– Обойдешься.

– Ты ведь хочешь получить свои деньги, разве нет?

– Будем считать, что мне некогда.

– Ну, в память о былых временах?

Наступила пауза. Эди вполголоса, подражая манере самых хриплых исполнителей блюзов, начала напевать: «Забыть ли старую любовь... та-та... та-та... та-та...» Он поцеловал ее в ухо – в основном для того, чтобы она перестала петь.

– Вот видите, дорогой сэр, что делает с человеком доброта? – ехидно сказала она и достала из сумочки чек.

Крамнэгел взглянул на сумму, и у него отвисла челюсть.

– Это еще что такое, черт возьми? – проревел он. – Две тысячи долларов?

– Правда, Барт, не могу же я отдать тебе все сразу, – взмолилась она. – Этот мерзавец проверяет чековую книжку каждую неделю, ей-богу, и мне вообще лучше не жить на белом свете, если он узнает.

– Но это ведь мои деньги, Эди!

– Я знаю, что они твои, Барт. И ты знаешь, что они твои. Но ты попробуй скажи ему!

– И скажу. Прямо сейчас поеду к нему и скажу.

– Барт, Барт, пожалуйста, прошу тебя. Дай мне время. Если удастся все это выдать за какие-нибудь мои причуды, он меня пару раз отлупит, но я полностью рассчитаюсь с тобой, только дай мне немного времени.

– Ты хочешь сказать, что нам придется встречаться здесь каждый вечер до следующего года и ты будешь выдавать мне по паре долларов в день на прожитье? Мне нужен капитал, Эди! Капитал! Мне, может, захочется его во что-нибудь вложить. Я, может, собственное дело заведу!

– Две тысячи долларов – это тебе не пара долларов, – горячо ответила она и взглянула на часы. – О боже, мне пора. Но я тебе вот что скажу. Приходи сюда завтра в семь, я, может, больше привезу. Пять, а то и десять. Ты уж позволь мне самой решить сколько.

– Нет, Эди, этот твой метод не пройдет, потому как я рассержусь. По-настоящему рассержусь.