Присяжные совещались недолго и вернулись в зал суда с вердиктом: «Не виновен в совершении предумышленного убийства, виновен в совершении непредумышленного убийства». Судья назначил Крамнэгелу семь лет каторжных работ, и Крамнэгела, выкрикивавшего во всю глотку не занесенные в протокол выражения, удалили из зала суда. Эди завопила на судью, но мысли его уже блуждали где-то далеко.
– И все же Англия – великая страна, – сказал Элбертс сэру Невиллу, улыбаясь самой несносной своей улыбкой.
Сэр Аарон был мрачен.
– Боюсь, это я во всем виноват. Я, кажется, перестарался.
– Вы здесь совершенно ни при чем, – возразил сэр Невилл.
– Во всем виновата демократия. Когда на одном борту корабля скапливается слишком много людей, они склонны перебраться на другой борт, чтобы чертова посудина сохраняла равновесие и держалась на плаву. Все лицемерно распинаются в уважении к личности, но на самом-то деле все пекутся только о корабле, и ни о чем ином.
– Но не будь под нами корабля, мы бы все очутились сейчас в воде и шли ко дну.
– Я знаю.
– Следовательно, вы ничего лучшего предложить не можете?
– Нет. Пока нет, – добавил он скромно, с грустной улыбкой. – Но не очень это все складно.
– Вы просите невозможного.
– Если не просить невозможного, то какой же тогда смысл жить?
9
Процесс имел сразу целый ряд последствий. Заливаясь горючими слезами, Эди дала пресс-конференцию. Все ее сдерживающие центры тотчас отказали, когда она, такая маленькая и тоненькая, стояла одна посреди конференц-зала лондонского отеля «Лексингтон». Майор Батт О'Фехи не сопровождал ее, поскольку она сама пожелала драться в одиночку.
Вопросы в основном задавали репортеры бульварных газетенок и воскресных приложений, специализирующихся на скандальных процессах.
– Что вы думаете о нашем английском правосудии?
– Спросите лучше, что я думаю о ваших английских законах, а правосудия здесь я что-то не заметила.
– Что ж, справедливо. Вы, значит, считаете, что вашего мужа просто следовало отпустить на все четыре стороны?
– Идиотский вопрос! Ты никак только-только попал в репортеры, сынок?
– Что вы намерены делать теперь?
– Что я намерена делать? Драться! Вот что! Смешно вам, а? Смешно, что женщина хочет драться? Позвольте вам заметить, что мы умеем это делать лучше, чем многие из вас, мужчин. И хотите знать почему? Потому что у нас больше выбор оружия, чем у вас, вот почему! Да, я намерена драться за своего мужа, и никаких гвоздей!
– Как именно вы собираетесь драться?
– Если вы хотите услышать, как именно, то вам придется услышать еще кое-что. Думаете, наш родной город потерпит такое? Думаете, такое потерпит Америка? Я сделаю все, что смогу, чтобы доставить вам кучу неприятностей. Я обращусь на радио, на телевидение, если надо – выйду на улицы, только чтоб рассказать людям, какие у вас тут на самом деле порядки. Все им расскажу о вашем гостеприимстве и о вашем христианском чувстве добрососедства – семь лет в вонючей яме!
– Вы, значит, христианка?
– Он еще спрашивает, нахал! Я – католичка.
– Намерены ли вы просить о свидании с мужем перед отъездом на родину?
– Естественно. И еду я домой только для того, чтобы потом вернуться и вырвать его отсюда! Я еду, значит, домой, чтоб подсобрать денег, создать фонд борьбы и выступить по телевидению, как я уже говорила. Я своего мужа не брошу!
– Сколько бы ни пришлось за него драться?
– Сколько бы ни пришлось за него драться!
– Хоть все семь лет?
– Хоть все семьдесят, хоть сколько угодно. Я люблю своего мужа, понятно вам? И прошу вас, ребята, об этом написать.
– А вас не смущает... вас никогда не смущала мысль о том, что вы живете с человеком, способным стрелять в других людей?
– Я не могла бы уважать человека, неспособного решить дело перестрелкой, если нужно. Я не могла бы уважать мужчину, неспособного обращаться с оружием. Я, видите ли, не первый раз замужем, так что смело могу утверждать, что знаю, о чем говорю.
– Сколько же раз вы были замужем?
– Я-то? Четыре раза. И всякий раз за полицейским, чем и горжусь.
– Четыре раза? Но вы же только что заявили, что вы – католичка. Разве ваша религия допускает такое количество браков?
Эди помолчала, затем с угрожающим видом помотала головой, не сводя с допрашивавших ее репортеров пронзительного взгляда.