– О, что мы здесь видим? Накануне вступления в должность будущий начальник полиции Алан Кармай Карбайд пересек границу штата, чтобы отужинать с женой своего смещенного предшественника! Как прикажете понимать эту встречу – служебное дело, личное или попросту красивый жест?
– Право, Ред, такие вопросы... Эди очень расстроена – вы же знаете... Ей-богу, это самое меньшее, что я мог сделать...
– Значит, спишем все на красивый жест, а? – сказал Ред, царапая что-то в своем блокноте, и продолжил с усмешкой: – Надеюсь, вы не станете обещать, что вырвали бы мне ноги, если они у меня были, и не станете, подобно своему предшественнику на вашем высоком посту, разукрашивать мою машину штрафными квитанциями?
– Мне незачем это делать, Ред, поскольку я верю в вашу личную порядочность.
– Серьезно? Ну, тогда вы один такой оригинал на весь Город. Нет, правда, зачем вам понадобилось перевозить даму через границу штата? В этом, надеюсь, нет никакого тайного умысла?
– Мне просто нравится здешняя кухня.
– Что же вы заказали?
– Господи, да вы никак допрашиваете меня?
– Всего лишь любопытство гурмана, Ал. Я тоже люблю это заведеньице – оно стоит того. Я люблю атмосферу американизма. Не знаю даже, как объяснить... В ней есть цельность... Она наша, как...
– Как яблочный пирог?
– Точно. И вам здесь нравится больше, чем где-либо в Городе?
– Как и всем людям, Ред, мне нравится разнообразие.
Ред взглянул на Эди и улыбнулся.
– Оно и видно, – сказал он.
– Ты просто грязная, подлая тварь, самый гнусный, мелкий червячишка из всех, которые копошатся в помоях, – прошипела Эди.
– Ага. Наконец хоть что-то, пригодное для цитирования, – лихорадочно зачиркал карандашом Ред.
– Эди! – попытался урезонить ее Ал. – Она просто не в себе. Нервное напряжение...
– При чем тут нервное напряжение! Меня просто тошнит от этого калеки, который прикрывается своими увечьями! Интересно, как это ты остался без ног? Да я знаю как! В детстве упал со стула, когда подсматривал в замочную скважину, что творится в спальне. Как насчет этого, процитируешь?
– Конечно, конечно, – бросил посеревший от злости Ред, поспешно отъезжая. Только вот такая баба и могла его пронять.
Когда он удалился, Ал сказал:
– Лучше бы ты не делала этого, Эди, но я очень рад, что ты так поступила. Пошли, я отвезу тебя домой.
Они ехали, включив магнитофон, изливавший потоки сладкой музыки, и Эди чувствовала себя желанной женщиной. Она то и дело бросала украдкой взгляд на застывшее лицо и уставившиеся на дорогу светло-голубые глаза, на привлекательные складки вокруг чувственного рта и думала о том, как будут завидовать все женщины, осуществись ее дикая мечта, как будут все размышлять о том, что же в ней есть такого, что позволило добиться своего.
Машина подъехала к ее дому. Однако Ал и не подумал выскочить из кабины и открыть ей дверцу. Подождав с минуту, она открыла ее сама, изрядно рассердившись и в то же время понимая, что глупо было предаваться нелепым фантазиям. Но что же еще остается по мере того, как прибавляются годы? Одни лишь фантазии...
– Не зайдешь выпить на прощание?
Может быть, его тронет отчаяние этой последней попытки?
– Конечно, зайду, – ответил Ал. – Только вот машину поставлю.
– Оставь ее прямо здесь.
– Нет, здесь нельзя.
– Почему нельзя? Это ведь мой участок.
– Потому и нельзя, что твой. Я теперь начальник полиции, – пояснил он, и Эди не могла не услышать в его голосе вульгарного самодовольства.
– Где-то здесь рыщет Ред Лейфсон... иди в дом.
Эди повиновалась. Как только она закрыла за собой парадную дверь, сразу подумала, что делает большую глупость, приглашая к себе в дом известнейшего в городе бабника. Но подумала скорее для очистки совести. Поставив пластинку с музыкой под настроение, притушила свет и зажгла палочку благовоний. Потом закрыла парадное на засов и пошла в свою комнату.
От неожиданного рева телевизора, заглушившего поставленную ею пластинку, она вздрогнула.
– Налей себе выпить, – крикнула она.
Не отвечая, Ал последовал ее совету и развалился в кресле Крамнэгела, вперившись в телевизор. Шел старый фильм о похождениях Чарли Чана на Гавайях. Но как только Ал начал понимать суть интриги, вошла Эди, облаченная в свое прозрачное одеяние, с мундштучком а-ля Мата Хари в руке.
Ал залился хохотом.
– Над чем ты смеешься? – возмутилась она.
– В жизни не видел такого! Ух ты! – И он испустил боевой клич ковбоя на родео.
По привычке Ал проснулся в половине седьмого утра. Эди, к удивлению, уже не спала и смотрела на него серыми, печальными, прячущими тревогу глазами.
– Привет, – сказал он. – Как я сюда попал?
– Ох, Ал, – пробормотала она разбитым голосом, – я думала о Барте.
– Барт, конечно, отстрелялся, – ответил Ал, стараясь выразиться помягче.
– Это зло.
– Что зло?
– Зло сейчас говорить о Барте «отстрелялся»...
– А и черт с ним, – прорычал Ал. – Ну ладно, тогда я скажу «обделался», как и хотел сказать с самого начала.
– В его случае даже это слово лучше, чем «отстрелялся». Бедный Барт. В тюрьме, на чужбине, за тысячи миль от нас...
– Это намного уменьшает возможность его возвращения домой прямо сейчас...