А вот история Майорова, рабочего из небольшого камчатского поселка, осужденного в 1964 г. Поселковый участковый милиционер был его личным врагом. Милиционер этот держал свиней и продавал поросят, а корм для них, злоупотребляя служебным положением, брал со склада. Однажды Майоров выступил на собрании и сказал об этом; милиционер пообещал «посадить его при первом удобном случае». Вскоре случай представился. Жена Майорова родила ребенка, Майоров на радостях выпил и отправился в больницу. Но медицинская сестра не пустила его к жене, тогда он обругал сестру матом. На следующий день Майоров пришел и извинился. Но участковый уже узнал об этом инциденте, составил заявление от имени медсестры и принудил ее подписать. Майоров полагал, что за это его арестуют на 15 суток, как за мелкое хулиганство, но милиционер передал дело в суд, приговорили к трем годам заключения за злостное хулиганство. Во время этапирования в тюрьму Майоров «высказал, что у судьи, прокурора и следователя нет сердца и что их надо повесить, а на этот [поселок] кинуть бомбу. Все эти слова и грубости были зафиксированы теми людьми, которые меня конвоировали. Безусловно, они были задеты моей руганью, и они передали мои слова в КГБ. Следователь КГБ к[апита]н П. вызвал меня в тюрьме г. Петропавловска и сказал, что вот на тебя поступил материал, я поеду в пос[елок] и соберу о тебе какие-либо данные. Оттуда он привез два случая, из-за которых меня и судили. Вот в этом и заключается моя вина. Во-первых, я прочитал книгу «Лицом к лицу с Америкой»[110], где американский безработный пишет письмо Хрущеву. Там он говорит, что он ехал на собственной машине, включил приемник и заслушался его речью. На следующий день я на работе во время перекура сказал, что читал книгу, в которой американский безработный имеет собственную машину, а у нас работаешь, и никогда не в состоянии купить себе машину. Следователь это сформулировал так, восхвалял американский образ жизни и хаял советский». Второй случай состоял в том, что Майоров однажды в магазине возмутился дороговизной колбасы и сказал, что эту колбасу надо бы «кинуть в морду Никите Сергеевичу». За все это Майоров получил 5 лет по статье 70 УК РСФСР. Он считал, что пал жертвой сначала личной вражды участкового милиционера, а затем желания следователя КГБ «отчитаться перед Москвой, что мы, мол, работаем, и наше КГБ не спит», и утверждал, что он никакой не антисоветчик[111].
Чаще всего встречающаяся в делах коллизия: пьяный (часто – алкоголик, бродяга без места жительства и работы) задержан на улице милицией, при задержании или позже, в отделении, он оказывает сопротивление, ругается, обзывает милиционеров фашистами, гестаповцами, а то и бериевцами (после осуждения Лаврентия Берии), кричит, что не признает советских законов, и адресует матерные тирады главе государства, руководителям партии и правительства. Материалы прокурорского надзора в большинстве случаев оставляют открытым вопрос, действительно ли все так и было, или же это милиционеры, задержав в очередной раз местного пьяницу и хулигана, решили избавиться от него надолго и предъявили ему обвинение по антисоветской статье, выступив сами в роли свидетелей.
Случаи, когда осужденный за антисоветские разговоры бывал оклеветан, примечательны тем, что свидетели (а тем более следователь, если он фальсифицировал дело) всегда точно знали, какие именно высказывания надо приписать человеку, какой именно комплекс слов и действий признается в данный момент недозволенным. Известна граница дозволенного. Она постоянно меняется: сегодня можно то, что нельзя было вчера, зато нельзя что-то другое.
Такие проблемы, как анализ общественного мнения, бытующих в разных социальных слоях взглядов, идей и представлений, вообще ментальных процессов, всегда сложны для исследования и сопровождаются множеством методических затруднений. Как из огромного объема материала выделить значимое и типичное, как определить границы социальных страт, которым это типичное свойственно, как, наконец, свести к общему знаменателю бесконечное множество человеческих мнений и высказываний, которые и для самих своих носителей не всегда являются устоявшимися и продуманными?
В последние годы заметна тенденция историков перейти к обследованию массового сознания людей советской эпохи, в том числе и послесталинских лет[112].