Крампус, Повелитель Йоля

– Смерть научила меня многому. Но вот в чем истина, единственная, которая что-то значит. У Бога множество лиц… Множество обличий. Но какое бы обличье Она ни приняла, Она – всегда… Всегда до, всегда после, – Санта резко рассмеялся. – И в этом-то и шутка… Надо мной, над тобой, надо всем родом человеческим. Есть только один Бог, и всегда был только один Бог. Все божества, которые были, и которые есть, они все – одно, все – части Единого Бога. Мы все – лишь пешки в Ее великой игре. Мы все служим Ей… Даже ты. А кроме этого, нет никаких ответов… Потому что этот – единственный, который что-либо значит.

Крампус поразмыслил над услышанным, а потом громко сплюнул в снег.

– Какая ахинея, будто прямиком из ослиной задницы! На тебе плохо сказалась потеря головы. Давай, продолжай сочинять сказки, чтобы унять чувство вины, вот только не нужно пытаться скормить мне твои собственные фантазии. Единственная истина, которая что-то значит, – это то, что ты шут, недоумок, марионетка, вша на морщинистом лобке твоего бога, – Крампус захохотал. – Да как ты вообще можешь смотреть людям в глаза? Где твой стыд?

Санта вздохнул:

– Крампус, дорогой мой старый друг. Доводов рассудка для тебя не существует. И никогда не существовало. Твоя наглость, твое невообразимое упрямство сделали тебя слепым. Все мои усилия спасти тебя были тщетны, потому что ты не можешь расстаться с прошлым, и потому ты обречен. И даже сейчас, перед лицом всех твоих неудач, ты продолжаешь упрямствовать, не понимая, когда пора прикрывать лавочку.

– Я тебе не друг. И я не ищу себе оправданий, чтобы пресмыкаться, как ты. Я – Повелитель, и я ни перед кем не преклоняю коленей. А ты – всего лишь жалкая задница. Ты всегда был жалкой задницей, которая сосет божий хрен, словно придорожная шлюха. Я убью тебя столько раз, сколько понадобится, чтобы избавить мир от твоей вони. А теперь иди сюда. Я жажду твоей крови.

Санта раздраженно покачал головой.

– К сожалению, ты все так же не способен увидеть то, что у тебя под носом, – он кивнул ангелам. Они вытащили из ножен мечи – мерцающие клинки серебристого света – и шагнули к Крампусу. Волки, рявкнув, бросились вперед. Движения ангелов были быстрыми и точными, а мечи – будто серебряные ленты, прочерченные в воздухе. Клинки прошили волков насквозь; ни крови, ни ран – только громкий визг, и секунду спустя на земле лежали два мертвых зверя.

– Опять смерть, опять убийства! – вскрикнул Крампус. – Сколько еще крови нужно твоему богу, чтобы насытиться?

– Крампус? – позвала Изабель. Она стояла на крыльце, стиснув косяк, и глаза у нее были удивленные и испуганные. Позади нее из двери выглядывали Чет и Вернон. Послышался дикий вопль, и Випи с Нипи, протиснувшись мимо остальных, бросились на ангелов с поднятыми копьями.

Ангелы развернулись к Бельсникелям.

– Подождите! – крикнул Випи и Нипи Крампус, поднимая руку. – Отступите назад, – шауни остановились, свирепо глядя на ангелов. – Здесь вас не ждет ничего, кроме смерти.

Повелитель Йоля направил на Санту копье.

– Так, значит, сын великого Одина показал свое истинное лицо, прячась под юбками у ангелов. Иди сюда, трус. Сражайся со мной!

Крампус бросился на Санту, попытавшись проскользнуть мимо ангелов. Те перехватили его, очертив мечами в воздухе сияющие арки. Крампус сделал движение, чтобы сблокировать их копьем, но сияющие клинки прошли сквозь древко, сквозь его руку, сквозь туловище. Они не оставили за собой следа – ни на древке, ни на плоти, – лишь страшный, обжигающий холод, и все же он никогда не знал подобной боли. Крампус стиснул зубы и с яростью посмотрел на ангелов, полный решимости остаться на ногах. Ангелы обменялись недоуменными взглядами.

– Я все еще стою! – издевался над ними Крампус, смеясь, как безумец. – Похоже, ваш хваленый бог не так уж велик!

Они ударили опять.

Крампус взревел, и этот рев громом прокатился по замерзшему лесу, так, что ветки заколыхались, а с крыши церкви сошел снег. Звук этот заглушил ангельское пение. Они дернулись, будто он их ударил. Крампус бросился на них, сшиб первого ангела с ног, так, что тот повалился на второго, и оба упали в снег.

Повелитель Йоля бросился к Санте, и неистовое дыхание вырывалось у него из груди облачками пара.