— Прям сейчас тебе открыть, да? А не пойти б тебе… — далее последовало непристойное направление, по которому гостю предлагалось проследовать.
— Я открою, — сообщила я и добавила. — Прекрати ругаться, пожалуйста.
Вышла в коридор, повернула ключ.
— Оливия? — за дверью стояла подруга с корзинкой, пахнущей свежей выпечкой.
На кухне что-то с грохотом шандарахнулось на пол. Раздался вскрик Луны и громкий мат Эдмунда.
Я отскочила от двери и оказалась в кухне:
— Оба целы?!
— Нормально? — Эд смерил Луну, стоящую в метре от разлитого зелья. Она кивнула. — Значит оба.
Я призвала энергию и создала плетение, способное собрать пролитое с пола.
В кухню заглянула Оливия, оглядела обстановку, встретилась взглядом с Эдмундом, но сказать ничего не успела.
При попытке применения моё плетение разрушилось, ещё сильней расплескав зелье.
Корзинка опустилась на комод. Оливия применила эти же чары. Зелёная жижа собралась в сферу. Эд указал на кастрюлю:
— Лей сюда.
Недоготовленное опустилось в кастрюлю.
— Легко вам, магам воды, — Эд потёр нос и сообщил Луне. — Завтра закончим это варево.
— А ничего, что оно упало? — усомнилась дочь.
— Да пофиг. Вскипятим — нормально будет. Нам же это не пить.
Оливия применила ещё одни чары. Вытянула влагу и грязь из рубашки Эда. Зелёное пятно зелья пропало с ткани и отправилось в кастрюлю.
— Спасибо, — Эдмунд опёрся спиной о край высокого стола для готовки.
— Не за что, — Оливия секунду помолчала и растянув губы в широкой улыбке, развела руки.
Намёк был ясен. Эд подошёл к ней и обнял.
Луна не среагировала на это. Она раскладывала по ящикам использованные предметы и мыла посуду.
— Выглядишь живее, чем в последнюю нашу встречу, — Оливия особенно крепко сжала объятья и отпустила друга детства.
— Не могу сказать того же о тебе — вообще не поменялась, — усмехнулся Эдмунд, тоже убирая руки. — Ты чего пришла-то?
— Да знаешь… — Оливия покосилась на меня. — У меня подруга спонтанно из города уехала больше чем на месяц, а теперь вот вернулась и уже несколько дней даже записку об этом отправить не может.
— Да, виновата, — я развела руками. — Замоталась.
— А тут мне родители сообщили, — продолжала подруга. — Что ты вернулся. Напроситься на чай и посплетничать…
— …было твоей священной обязанностью, — покачал головой Эдмунд и указал на стол, — Да, знаю. Раз так, садись, сейчас воду на чай поставлю.
…
97. Пацифика.
…
Я вернулась из уборной и мельком глянула в окно: уже стемнело, шёл дождь и поднялся страшный ветел. Даже отсюда, почти из центра города, было слышно, как штормило море. Мы пока не собирались расходиться. Эд и Оливия старательно что-то объясняли Луне:
— Наши мамы дружили.
— Да. Сбагривать спиногрызов друг другу под предлогом одного возраста, было идеальным способом отдохнуть.
— Поэтому мы росли почти как брат с сестрой.
Эдмунд засмеялся:
— Что прости? А кого мамы в шутку обещали поженить?
— Не напоминай. И потом, у них бы это всё равно не получилось.
— Это точно, — Эд поднёс чашку к губам. — Такое странно даже представлять.
Я села. Окна тряхнуло особенно сильным порывом ветра. Эд неодобрительно на них покосился.
— Почему так категорично? — уточнила Луна.
— Да знаешь, сложно думать о романтике, если знаешь, что человека очень долго не могли приучить к горшку, — пожал плечами Эдмунд.
— Это ведь именно то, о чём стоит всем рассказывать, да? — Оливия покраснела и обратилась к нам с Луной. — Просто чтоб вы знали, этот рано приученный и сам не был лучше…
— Да, я должен был молчать, — Эд закрыл глаза ладонью, давя смех. — Пощади.
— Поздно спохватился, теперь все узнают, — покачала головой подруга. — Когда я в очередной раз обкакалась, он сделал тоже самое в знак солидарности. И мы вместе, на глазах у всех соседей гордо пошли сообщать об этом матерям.
— Мне было три года, и я был очень добрым ребёнком, — Эдмунд откинулся на спинку стула, заливаясь неловким смехом.
— Не уверена, что должна была это знать, — Луна опустила взгляд в чашку, чуть вздрагивая от беззвучного смеха.
За окном мелькнула молния и зазвучали раскаты грома. У нас же здесь было тепло и светло. Ужасно сейчас бездомным и беспризорникам. Просто ужасно.
Оливия налила себе ещё чая из почти остывшего чайника:
— Ой, слушай, а у тебя не валяются наши портреты? Помнишь, те, где мы в песке играем?
— Хм… Должно было что-то сохраниться.
Эд выбрался из-за стола и, призвав шарик сияющей белой энергии пошёл вверх по тёмной лестнице на второй этаж.
— Он всегда так одевается или только дома? — негромко уточнила Оливия. — Потрёпанный какой-то.
— Меня тоже сначала покоробило — всегда был эдакий столичный красавец и вдруг… — закивала я. — Но, знаешь, в рванье только дома. Всё, что на улицу — зашито. И всегда чистый.
— Пару раз в неделю даже бритый, — поддержала Луна.
Оливия качнула головой в бок, обозначая удивление.
— Всё в порядке, — успокоила я. — Хватало бы мне духа носить только удобное и не тратиться на красоту, я бы тоже так делала.