Крапивник (СИ)

— Тогда вы стоите друг друга, — Оливия поглядела на Луну, до сих пор одетую в «учебное» платье, местами покрытое въевшимися пятнами зелий, трав и лекарств и тёмными отметинами от огня. — Все трое.

— Учусь у лучшего в этом, — выпалила дочь.

Я засмеялась. И отошла с чайником к камину. Чай совсем остыл, стоит подогреть.

— Цифи! — понеслось со второго этажа.

Недолго думая я взяла с каминной полки свечу, подожгла от пламени и направилась наверх по темноте коридора.

Поднявшись, я увидела, что дверь в кабинет открыта.

Зайдя внутрь, поставила свечу на краешек стола, так, чтоб свеча даже упав, не смогла бы поджечь бумаги Эда. Больше поставить её было некуда — ни единого комода или тумбы — только диван и забитые под завязку высокие шкафы с книгами и коробками.

Эд стоял на стуле, перебирая ящики на верху:

— На, возьми вот это, — он вручил мне большую тяжёлую коробку.

— Почему портреты не на чердаке или не в какой-то комнате, которой ты не пользуешься? Почему в кабинете?

— Они раньше были в комнате напротив кабинета. В пустой. Во время ремонта пришлось перенести сюда, а вернуть на исходную позицию, я просто поленился.

— Ремонт? А что там случилось?

— Однажды, во время метели вышибло стёкла — помнишь ту раму, которую мы с тобой сочли крепкой?

— Ну да. Таких, кажется было много. Здесь, на кухне, кажется, ещё в той комнате, где лежит кукла.

— Верно. Так вот, она не была крепкой. Её выбило, и всё завалил снег, покорёжило паркет, облезла краска на стенах… короче, пришлось чинить. Назад лень было нести.

Эд взял ещё несколько коробок.

— Должно быть тут. Пойдём.

Мы покинули кабинет. Руки были заняты — при всём желании ни один из нас не мог бы закрыть дверь. Сияющий шар энергии последовал за нами.

Спустившись, мы поставили коробки на стол. Эд заглянул в первую.

Особенно сильный порыв ветра бросил в стекло капли дождя. Рамы содрогнулись. Особенно центральная — старая.

— Ну и погода, — Оливия поёжилась. — Помнишь, когда мы рассказывали страшные истории на чердаке, и я потом боялась лежащую там картину?

— Помню картину, но не помню, что рассказал тогда.

Снова треск, стук и вой ветра.

— Только бы окна не выбило, — я подошла к стеклу и попыталась затянуть его шторами.

Вспышка молнии. Под оглушительную смесь звуков, в которую с секундным запозданием примешался звук грома, распахнулась оконная створка. Я отпрыгнула в сторону, когда она почти ударила меня.

Луна быстро принесла полотенце. Эд смотал ручки, чтоб окно не открывалось.

— О чём я и говорил, Цифи, — хмыкнул он. — Старые, убитые рамы.

— Ну да, — я вздрогнула. — Постой. А в кабинете… ведь тоже? Кажется, я забыла там свечку.

За секунду на его лице возник ужас.

Эдмундом вылетели из кухни со скоростью арбалетного болта.

Я последовала за ним. Правда с меньшей прытью и с большим изяществом.

Дверь в кабинет была распахнула. Оттуда слышался мат, шум дождя и гул. Гул словно из камина.

Окно было распахнуто. Свечу сбили шторы, отброшенные ветром. Загоревшаяся ткань всё ещё пылала на стенах, но Эда это не волновало…

Пространство вокруг стола заполнила крапива. Горящие расчёты лежали в зарослях. Растения сбивали пламя.

Многовековую книгу по разломам Эд тушил руками. Руками!

Я в ужасе смотрела, как он корчится и ругается, спасая бесценную книгу, как пламя на расчётах уродует стебли и листья крапивы, как они мнутся, ударяя по полу, покрытому десятками полыхающих бумаг. От листьев к потолку поднимался густой серый дым.

Эд может это чувствовать. Да, не в полной мере. Да, ему это не вредит. Но, как горят призванные им растения, он чувствует.

И ему больно…

Эд отпихнул старинный фолиант в безопасный угол — тот местами почернел, но сильно не пострадал — и сунулся к расчётам.

Пока огонь не перескочил со штор на стены, я сдёрнула их и бросила: одну на стол, другую — в крапиву, заодно перекрывая тому пламени приток воздуха.

Здесь пламя было сильным — горели не только листы, но и канцелярские принадлежности, и пару каких-то книг, блокнотов, и вся правая половина стола — левую я накрыла шторой. Крапива не спасала, и Эд опять полез в огонь руками, обжигаясь.

Я экстренно думала, что могу сделать. Лезть в огонь бессмысленно — только погорим — надо достать ещё покрывал или, может…

Пламя со стола перебросилось на чёрную витую прядь, прилипшую к потному лбу.

— Чёрт!.. — Эд схватился за лицо.

На миг в глазах помутилось. Под звон в ушах я увидела синюю вспышку.

Что-то загудело. Раздался звон стекла и лязг металла. Треск, шипение и грохот. Меня обдало водой.

…

98. Пацифика.

…

В висках стучал пульс. Кроме него, казалось, не осталось ни единого звука.

— Эд? — мой голос был едва слышен.

Я открыла глаза, в них всё ещё плясали пёстрые пятна от потухшего огня.

С обугленного дощатого пола, покрытого скукоженной чёрной крапивой, залитого огромным количеством воды, в коридор "стекали" листы бумаги и чёрные листья. Некоторые вещи, ранее помещённые на полках, валялись. Со стола был сброшен графин. И затопленный, изуродованный кленовый паркет усыпало крупными осколками.

Эд сидел возле ножки стола. До него не быстро доходило, что вообще произошло.