Крапивник

Мы остановились на стадионе и оглядели трибуны. Отыскав похожую фигурку, одиноко устроившуюся на верхнем ряду, зашагали туда. Учитель до последнего не замечал, пристально глядя в книгу.

— Эдмунд! — мама нависла над юношей.

Парень дёрнулся. Растерянный, немного наивный взгляд больших тёмных глаз устремился на маму. Разобравшись, кто перед ним, Эд улыбнулся:

— Привет, девчонки. Что-то случилось?

Мама ответила не сразу, обдумывая замеченный ею факт: каждый раз, когда Эда выдёргивали из своих мыслей, он так мило терялся. А когда улыбался, на него и вовсе невозможно было злиться.

Тяжело вздохнув, девушка села к Эду на колени и провела пальцем по шее.

— Выбираешь, где вкуснее? — усмехнулась Оливия. — Я думала, будет скандал.

Эдмунд напрягся:

— Что я натворил?

— Не буду мешать, — Оливия перебралась на несколько рядов вниз и устроилась на скамье с бульварным романом.

— Ну, так… за что мне светит кара?

— Очень много позволяешь той… с красными ногтями и аляповатым макияжем.

Эд посмотрел в сторону, словно ища там подсказку. До него дошло не сразу.

— Пф! Я даже внимания не обратил.

— Эдмунд, — строго начала девушка и сняла с парня шарф, неаккуратно болтавшийся на плече. Расправила его и принялась заботливо накручивать на горло возлюбленного, нежно бормоча. — Ты же у меня умненький?

— Скорее да, чем нет.

— Вот и подумай хорошенько, мне нравится, когда другие девочки на тебя вешаются?

— Вряд ли, — Эд расплылся в улыбке от такой манеры общения, Пацифика будто отчитывала маленького ребёнка, а не парня-одногодку.

— Правильно, — мама закончила с шарфом и начала застёгивать пуговки на куртке. — А когда ты позволяешь им на тебя вешаться?

— Не нравится, — учитель начал посмеиваться.

— Я надеюсь, ты не пытаешься так заставить меня ревновать?

— Зачем пытаться? Само получается, — юноша сложил руки маме на талию.

— Я тебе сейчас нос отгрызу.

— Совсем или до нормальной длины? — Эд со смехом положил голову на хрупкое плечо.

— Дурак, — мама улыбнулась, укладывая руку на кудри, но тут же убрала. — Тебе не нравится, когда трогают волосы?

— В целом я не против, пока это им не вредит, — Эд вернул на голову её руку. — Значит, не позволять другим девушкам меня обнимать, целовать, садится на колени и пусть ближе, чем на метр, вообще не подходят. Я верно тебя понял?

— Не ближе, чем на метр… это хорошо, конечно, но перебор. Главное первые три пункта.

— На парней это распространяется?

— На парней? — мама вопросительно взглянула в абсолютно безмятежное лицо. — А ты собираешься делать всё это с парнями?

— Не всё, конечно, — учитель оторвал голову от неё. — Но мало ли… закинул руку другу на плечо, а ты уже приговорила меня к казни за объятья.

— До момента, когда ты начнёшь с парнями целоваться, я ничего против них не имею.

— Что, и на колени сажать можно? Главное не целовать? — Эдмунд тряхнул ногой, чтобы удержать равновесие мама была вынуждена практически лечь ему на грудь.

— Не пугай меня, Эд. Я очень хочу верить, что хоть среди парней у меня нет соперников.

— То есть соперники среди девушек не так страшны?

— Тебе всё-таки не нужен нос, да?

Юноша улыбнулся:

— Да ладно тебе, я же не серьёзно.

— Я очень на это надеюсь, Эдмунд. Где твоя шапка?

Учитель секунду перестраивался на новую тему разговора, затем вытащил из кармана полосатую зелёно-бело-коричневую шапку. Мама осторожно надела её на парня:

— Ноябрь, Эд. Начинай одеваться по погоде.

Он высунул кончик языка, недвусмысленно выражая своё отношения к этому требованию.

— Мы пришли к соглашению?

— По поводу девушек — да, по поводу одежды… — учитель засомневался. — Частично. Я буду заматывать шарф.

— Эдмунд.

— Что? Думаешь от твоего морально подавляющего взгляда моё решение изменится?

— Три слова, Эд: минингит, воспаление, лёгких.

— Два слова, Пацифика: маг, целитель.

— Тогда одно: дурак.

— Тогда четыре: я тебя тоже люблю.

— Крапивник! — по лестнице поднималась симпатичная студентка с пятого курса. — Простите, если помешала, но мне срочно нужна помощь.

— Сейчас, — отозвался парень и глянул на маму. — Я свободен?

— Нет, ты занят, и я прошу тебя от этом помнить, — девушка поднялась на ноги и прижала губы ко лбу.

Это воспоминание исчезло.

Снова мелькание маленьких историй.

Череду прервал декабрьский вечер. Эд провожал маму. У самого дома они остановились, закончить разговор.

— В общем, как-то так, — Эд потёр лицо колючей красной варежкой, облепленной снежными комочками. — Так что выращивать салат не выгодно. Надо острый перец.

— Я обязательно учту, если хоть когда-нибудь соберусь выращивать на подоконнике овощи, — мама поправила Эду шарфик и, привстав на цыпочки, чмокнула в покрасневший от холода нос.

Краем глаза, заметив в окошке своего дома шевеление, мама оглянулась.

Её восьмилетняя сестрёнка смотрела из окошка. М-да… моя тётя Джейн уже в этом возрасте выглядела крайне болезненно. Не удивительно, что умерла молодой.

— Прости, мне пора, — мама понеслась к двери дома. — А то на нас сейчас донесут.

— А… пока, — Эд поднял глаза на окно, где покачивалась штора, но никого уже не было.