Крапивник

Позади них встали колонны людей, положивших руки впередистоящему на плечо. Первые сложили руки на плечи Эду или маме.

Я начала путаться в лицах и действиях — сознание теряло ясность — утомление от почти пустого источника.

Старуха-декан наложила на Эдмунда штук пять заклятий. «Снижение боли», «укрепление сосудов» и ещё несколько, которые я считать не успела. Все их она не просто применила, но и удерживала для усиления эффекта в случае необходимости. Она что-то выкрикнула.

Ладони людей засияли. Они передавали друг другу энергию. Последние передавали её Эдмунду.

Разноцветные нити потянулись из рук моего учителя, сворачиваясь в рисунок более чем на полсотни рун.

Да, точно… Эд хочет ломать печать. Но почему другие не возьмутся за это плетение? Те, кто может колдовать без риска для жизни?

Хотя… А кто-то кто кроме Эда знает, что именно надо нарисовать за плетение? Или может, знает руны всех направлений магии? Или держит настолько тяжёлые чары? У Эда во всём этом есть опыт.

Ему было больно, я видела это по напряжению плеч и хмурым бровям, но пока он чувствовал себя приемлемо и был сосредоточен.

Мой источник опустел. Нить связи с плетением разорвалась, но я всё ещё была заперта здесь. Пара преподавателей тоже освободилась, но без энергии они были с той стороны бесполезны и просто уходили.

Я прикрыла глаза. Медленно вдохнула и выдохнула. Тянуло в сон. Мир казался слегка нереальным. С усилием разлепила веки.

Пёстрый рисунок, создаваемый учителем дрогнул. Казалось, на секунду все люди снаружи замерли.

Мама крепче обняла Эдмунда. Старуха усилила приток энергии.

Ребята-участники, имён которых я не знала, падали на другом конце поля. Некоторые теряли сознания. Джастин что-то кричал, но в поднявшемся гуле я не слышала.

Эдмунд сжался. Мама крепко держала его, не давая ни скрючиться, ни упасть. Из под воротника показались белые полосы — они рисовались прямо по шее, вдоль сосудов. Как у папы во время разрыва источника.

Учитель запрокинул голову. Лицо искривила гримаса боли. Рот раскрылся в крике. Я не слышала ни звука.

Многоцветное плетение врезалось в купол, заставляя его содрогнуться. И у нас, и у них поднялся ветер. Он летящей пыли стало темнеть, она колола лицо, забивалась в рот, нос и уши. Волосы у мамы и у Эда взметнулись вверх.

Как же хочется спать.

Эд вытянул руку, прижимая ладонь к куполу, практически вдавливая в него плетение. Старуха всё подпитывала и подпитывала свои плетения, облегчая ему боль.

Яркий свет от двух противоборствующих сил слепил даже через веки. Я невольно упёрлась в купол со своей стороны. Покалывание охватило висок и плечо. Плевать, какие побочные эффекты это даст. Глаза закрывались сами собой.

Я очень хотела открыть глаза, посмотреть, как там Эдмунд, но не могла пошевелиться.

Свет усилился. Вдох, выдох, вдох…

Глаза поддались. Эд стеклянным взглядом буравил купол, вдавливая в него руку. Он был в сознании и больше не кричал. Просто колдовал. Подпитывал разом все руны. Мама крепко держала его, жмурясь от света.

Люди, подпитывающие Эда, стали постепенно отходить или падать в обмороки — у них кончалась энергия.

Учитель усилил напор на купол. Тёмное плетение проседало.

Численность рядов на той стороне всё сокращалась. Один за одним они уходили.

Тёмное плетение помутнело. Конец близится. А за мамой и Эдом ещё целых три человека, считая старуху. Сейчас они нас вытащат.

Я прикрыла глаза, но вдруг свет усилился. Через весь шум раздался крик Джастина.

Откуда-то взялись силы обернуться на него. Откуда энергия, если источник почти пуст? Не может же он взять её больше, чем у него есть?

Чёрт. Выгорание источника. Когда энергии расходуется больше критического. От Джастина стали отлетать чёрные эфемерные лоскутки — кусочки пузыря, сжигаемого ради энергии. Неостановимый процесс. Необратимое повреждение источника.

Ужасно, но завораживающе.

Снова закрылись глаза. Снова вдох-выдох. Снова и снова.

Я опять заставила себя осмотреть мир.

Плетения сияли, затмевая всё вокруг. Но на другой стороне возле двух сцепившихся фигур мамы и учителя не было ни одной другой. Зато летели, как осенние листья обрывки белой материи.

Рука Эда соскользнула с купола — напор белого плетения ослаб. Но через несколько мгновений, мама подняла его руку и прижала назад.

Купол и чёрное плетение в его центре затряслись.

Мгновение.

Глаза застелила белая пелена.

…

113. Луна.

…

Не раздалось ни звука. Хотя, быть может напротив, звуки были такими громкими, что меня на время оглушило. Это вполне объясняло и внезапно прервавшийся шум. Чёрное и белое сияние погасли, но яркие пятна в глазах мешали рассмотреть что-либо.

— Мам? Эд?… — я не услышала своего голоса, но почувствовала на лице тёплые руки.

Перед глазами медленно начало проясняться. В сером тумане, окутавшем поле, беззвучно бегали фигуры, проступали очертания трибун и здания. Мама ощупывала и вытирала меня носовым платком. Она говорила, но я не слышала слов.

Руку что-то обожгло. Крапива.

В паре метров от меня в самой гуще тумана лежал Эдмунд. От него отлетали кусочки белой материи, паром шли остатки энергии. Земля покрывалась крапивой.