Крапивник

— Нет. Всё. Абсолютно всё, — выдавила я. Под весом Эдмунда матрас прогнулся и лежать стало не так удобно.

Видимо догадавшись об этом, Эд слез с кровати и сел рядом на пол. Мне стало заметно легче.

Крапива принесла сумку, Эд достало из неё термометр.

— То, что всё болит, это само собой разумеется, — Эдмунд мягко подвинул мою руку, вкладывая подмышку градусник. — А что сильнее всего? У меня вот болели поясница и грудная клетка. Ты раньше жаловалась на спину. Сейчас что болит?

— Спина.

— Вот. Всё как обычно.

Эдмунд зажёг у меня перед глазами шар-светильник, проверяя зрачки.

— Реакции есть, — констатировал он и тяжело вздохнул, явно снижая градус волнения. — Начинай бояться — тебя лечит идиот.

— Почему?

— Потому, что ставить эксперименты с вином и зельем стоило бы в другой день, когда неудачный результат не наслаивался бы на усталость. У тебя и так на организм сегодня шло слишком большое напряжение, а тут ещё этой шнягой сверху шлифануло.

— Шнягой шлифануло, — повторила за бывшим женихом я. — Почему ты не можешь выражаться нормальным человеческим языком? Что это ещё за «шняга»?

— «Шняга» — то же, что «фигня». И что ты к словам придираешься? Лучше бы не их слушала, а разумные советы. Я тебе что говорил? Что нельзя напрягаться, что сам ужин приготовлю. Нет, ты только про бухло и «шнягу» слушаешь.

— Не могу же я позволить тебе всё делать в одиночку.

— Действительно. Вот будить посреди ночи со словами «хорош дрыхнуть, я умираю» — это совсем другое дело — ноль проблем.

Эдмунд тяжело вздохнул. Я понимала, что злится он не на меня. У него буквально на лице были написаны обвинения в халатности и неосторожности в свой адрес. В отношении учёбы и работы он у меня всегда был перфекционистом.

— Ну ты это… Только не думай, что я там что-то… — Эд начал старательно натирать кончик носа, выстраивая мысль. — Ты всегда говори, если тебе плохо — не молчи. Просто… если я бред какой-то несу, почему бы не сказать об этом?

— Не переживай так, — я, даже не задумываясь, двинула рукой, почти касаясь чёрных витых волос. Термометр из-за этого упал на простыню. К глазам подступили слёзы — движение усиливало боль.

— Не шевелись, — Эдмунд поправил прибор.

— Дай мне что-нибудь, Эд. Что угодно. Хоть тех наркотических конфет. Ты же их не выбросил, я точно знаю. Ты просто не мог их выбросить — запрятал где-то про запас или на опыты…

— Упокойся, — Эдмунд взял меня за руку. — Молчи и глубоко дыши. Сейчас я дождусь температуру и сделаю вывод, что использовать.

— Легко сказать — успокойся! — я уткнулась лицом в подушку, чтобы выровнять шею и чтобы слёзы впитывались в неё, но воздуха быстро стало не хватать и пришлось «вынырнуть».

Некоторое время мы провели в тишине, пока, наконец, Эдмунд не забрал градусник.

— Пф-пф-пф… — разглядывая шкалу, выдохнул он. — Давай-ка вот что сейчас сделаем… Я к тебе применю заклинание «заморозки». До утра спину вообще не почувствуешь.

— Всё так плохо?

— Да в общем-то наоборот, будь всё совсем плохо я бы тебя в полупарализованное состояние вводить не рискнул.

— Это должно было меня успокоить?

— Нет. Не тебя, — Эдмунд сел на край кровати. Помня, как я скривилась в прошлый раз, когда поверхность телом изогнулась, подпёр мне бок коленом. — А теперь говори, когда больно.

Мне в спину упёрся палец. Через ткань ночной рубашки я чувствовала от него лёгкую прохладу.

— Да.

Краем глаза я увидела белую вспышку.

— А тут?

Ещё одно прикасновение. Не менее болезненное.

— Да.

Вспышка. Эд передвинул руку.

— Да.

Так продолжалось долго. Эд почему-то не применял более сильную версию чар заморозки. Думаю, просто не мог, хотя, может, на это были какие-то другие причины. Даже не хотелось вдумываться, если честно — достаточно было того, что его действия дают результат.

Я перестала чувствовать спину, с трудом могла пошевелить пальцами на ногах и плечами, но смогла спокойно ровно дышать и на последнее прикосновение с улыбкой ответила:

— А вот тут уже не очень.

Эд встал с кровати и, укрыв меня одеялом сел на пол рядом.

— Оставить тебя здесь на ночь или отнести на диван?

— Ну… лучше бы, конечно, отнести, а то…

— …утром у Луны может возникнуть очень много вопросов, — закончил мою мысль Эд и положил подбородок на угол кровати.

— Она, кажется, догадывается о чём-то.

— Да… она знает, что я однажды чуть не женился, так что вполне может составить верную картину. Это не будет концом света, но не хотелось бы ворошить эту тему.

— Да, верно… — я внимательно рассматривала Эдмунда. — У меня не очень получается игнорировать наше прошлое.

Свет белой энергии не выигрышно ложился бледное лицо, подчёркивая чуть впавшие щёки и слишком длинный нос, но мне нравилось. Нравилось смотреть и узнавать каждую черточку этого лица. Лица, так давно отставшегося в прошлом, но так и не исчезнувшего из памяти.

— Ты совсем не изменился, — я с трудом придвинула руку к краю постели, проводя пальцем по его щеке.

— А ты очень, — большие тёмные глаза смотрели сейчас с такой грустью.