Крапивник

Например, среди танцующих была парочка моих ровесников, крутящихся в каком-то бодром движении. У них не была отточена техника, да она и не была им нужна. Для такой пары этот «танец», похожий на эпилептический припадок, был в самый раз — неловко и по-своему мило.

Одновременно с ними, чередуя всего пару движений и мешая медленным темпом всем окружающим, танцевала пожилая пара. Они категорически не вписывались в бодрую мелодию, но им было плевать.

— Я знаю эту песню, — улыбнулась мама. — Знаешь, один раз мы с твоим папой под неё танцевали. Тогда мы были в парке все вместе и за тобой попросили приглядеть дядю Джека.

— Ага, — я вспомнила, о чём говорит мама. Мне тогда было года четыре, не больше. — А он меня возле каких-то собак поставил, и я решила, что обнять их — отличная идея.

— Да… — протянула мама. — Какие всё-таки умные животные собаки.

— Да, — я расплылась в улыбке, вспоминая, как спокойно большой рыжий пёс терпел мои «Ты мягонький. Тебя зовут Подушечка?».

— Ладно, пойдём, посмотрим, что в палатках.

Мы заглянули в один из переулков, где стояли пёстрые домики. Предприимчивые Трое-Городцы очень старались навариться на земляках и приезжих: тут были и напитки, и вкусняшки, и всяческие мелочи в роде резных ложек и недорогих украшений.

— Ну, всё. Эду на пиво не хватит, — усмехнулась я, видя, с каким восторгом мама рассматривает палатки. Плевать на все разумные причины воздержаться от покупок — через пять минут у неё будет целая охапка всякого хлама.

— Я постараюсь много не тратить. Платки вот мне не нужны, украшения тоже… я только посмотрю.

Мама моментально оказалась возле ближайшей палатки. Тут лежала расписная посуда. Мама взяла в руки большое плоское блюдо, расписанное по чёрной поверхности алыми цветами. Тарелка, даже под неярким солнцем, красиво бликовала. На ней хорошо бы смотрелся открытый пирог. Например, с ветчиной и сыром на ароматной томатной пасте… Я живо представила треугольную дольку такого пирога. Вкуснятина.

Перед моим лицом возникла рука, держащая три наколотые на палочки колбаски, обжаренные в панировке с большим количеством масла. Ужасно жирная, вредная, но вкусная штука. Одна была надкушена.

— Твоя вот эта, — учитель чуть шевельнул большим пальцем той же руки, стараясь указать на одну из порций. — Та, что в смеси соусов.

— Спасибо.

Я забрала колбаску, обмазанную с одной стороны горьковатой рыжей пастой, а с другой — красной, на основе томатов и острого перца.

Эд подошёл к маме, по-прежнему внимательно разглядывающей блюдо:

— Весьма симпатично и, думаю, должно влезть.

— Куда? — не поняла мама.

Эдмунд показал ранее спрятанную за спиной руку с корзинкой, обтянутой изнутри тканью.

— Мне показалось, что носить все покупки в руках будет неудобно.

Мама смущённо улыбнулась и повернуло блюдо к девушке за прилавком.

— Сколько с меня?

— Семьдесят пять.

Тарелка опустилась в корзину, а деньги на ладонь продавщицы, больше заинтересованной не продажей, а взаимодействием моих мамы и учителя — всё-таки он не часто таскается по городу в компании женщин и уж тем более не часто угощает их чем-то и дарит корзинки.

Я состроило выражение лица, будто ничего сверхъестественного не происходит. Если спросят, буду делать вид, что не понимаю вопросов.

Мама забрала у Эдмунда последнюю не надкусанную колбаску.

— Эй, Крапивник! — один из членов «городского совета» — в миру сапожник — поспешил к нам. — Ты чего здесь? Пошли, время официального начала.

— Ага, — оживился Эдмунд и, вручив маме корзину, поспешил за сапожником.

Мы с мамой засеменили следом.

Представитель совета втащил Эда на сколоченную из старых ящиков «сцену».

Его внук-подросток, сидящий на краю этой конструкции, подал музыкантам сигнал к остановке и громко свистнул, привлекая всеобщее внимание.

— Доброе утро, сограждане и гости Трое-Города, — начал сапожник. — На правах представителя совета, я рад сегодня стоять здесь и…

Сапожник начал толкать речь о том, как горд и рад, что видит сегодня всех этих чудесных людей. Я закатила бы глаза от количества беспричинного пафоса, но в этот момент Эдмунд, на котором сосредоточилась добрая половина всех взглядов, обнаружил в своей руке недоеденную сосиску на палочке. Он сделал шаг назад и быстро откусил сосиску.

— И я рад представить всем, кто ещё не знаком с ним, нашего врача, аптекаря и просто хорошего человека, — старик указал на моего учителя. — Крапивник.

Эд попытался проглотить сосиску, но, не справившись с задачей за несколько секунд, сделал умное лицо и просто кивнул.

Сапожник окинул Эдмунда осуждающим взглядом под названием «Потом доесть не мог?» и снова повернулся к толпе.

— Я хорошо помню, как он впервые приехал к нам шестнадцатилетним пареньком.

Так, нестыковочка. Эд повредил источник в семнадцать. Полагаю, дед оговорился.

— Тогда он просто приехал к другу погостить и уехал осенью.

А… значит, не оговорился.

— Однако через год вернулся сюда навсегда.