Аплодисменты и крики одобрения вскоре начали издавать все зрители, и Эд, потерев нос, со вздохом выпустил из источника кольцо белой энергии. Оно заставило растения всколыхнуться, подобно воде, в которую швырнули камень.
Крапива стала ложиться на землю, сгибаться и подниматься, формирую узоры, фигуры животных, цветов и орнаменты.
Я стояла, безмолвно наблюдая, как тысячи растений слаженно работают, повинуясь воле всего одного человека и не допуская при этом ни единой неточности. Узоры сменяли друг друга, и я точно знала, что такая картина не только передо мной. На протяжении поля минимум три точки, откуда люди наблюдали шоу. Ведь возле башни весь Трое-Город, включая приезжих, чисто физически не поместится.
Над руками Аслана возникло около двух десятков птичек-крапивников.
Чирикающие пушистые шарики совершили круг над трибунами и пролетели над полем в тот момент, когда на нём из крапивы сформировалась такая же птица.
Крапивник из крапивы «полетел» от нас прочь, вглубь поля, настоящие со звонкими трелями, «клином» устремились за ним.
Где-то на середине видимого участка поля птицы Аслана растворились в воздухе, а крапивное море успокоилось, избавляясь от любых рисунков. По нему прошла последняя волна, и растения с шелестом лопнули, обращаясь в прах.
Я шумно выдохнула, глядя на учителя, устало спускающегося с лошади. К нему уже спешил хозяин кобылы, люди спускались с трибун, а все, кто был на балконе, заходили в башню.
— Пойдём, — мама мягко потянула меня в дом.
Я кивнула, выходя из оцепенения, и шустро засеменила вниз по лестнице.
Когда я добежала до первого этажа, Эдмунд уже зашёл в дом, умыл лицо и сел за стол.
— Подлатаешь? — Эд обратился к Аслану.
Тот подошёл к другу и поглядел на его затылок, залитый кровью. Видимо, один из падающих камней его поранил.
— Рассечение. Сейчас заделаем.
Хозяин ателье отошёл к водному артефакту.
Пока Аслан набирал воду в таз и искал чистое полотенце, мама села к Эдмунду:
— Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?
— Да чёрт его знает, — Эд положил голову на руки. — Я устал.
Учитывая, количество потраченной им энергии, плохое самочувствие не показатель серьёзности травмы.
Нерт принёс всё необходимое для промывания раны и поставил на стол. Эдмунд подставил голову и, заприметив меня, попросил:
— Луна, солнышко, смешай зелье на поддержку магического баланса.
Я кивнула, уже хорошо зная, какой рецепт означает эта кривая формулировка и поспешила к аптекарским принадлежностям учителя.
…
67. Луна.
…
Нет уж… фармацевтическая работа — не для меня — очень уж муторная. В следующем году перед этим праздником порекомендую Эду заранее приготовить себе отвар. Кто тут, в конце концов, аптекарь?
Я закончила мыть склянки, инструменты и стаканы, потребовавшиеся, чтоб напоить учителя и маму зельями, и подошла к дивану.
Мама спала, сидя почти на середине дивана. Эд лежал, но из-за нехватки места, ноги ему пришлось свесить, перекинув через ручку дивана, а голову положить в нескольких сантиметрах от её коленей.
— Без комментариев. Просто без комментариев.
Я отошла к столу. Уже почти девять вечера. Неплохо бы поужинать, вот только я за день слопала столько всего разнообразного, что даже не знаю, что выбрать. Но при этом поесть хочется. Может, я и много съела, но давно.
Шарясь по шкафчикам, я надеялась найти какую-нибудь сдобную булочку, но из дома магическим образом исчезла вся выпечка.
На глаза попались остатки овощей и яйца.
— Салат так салат, — кивнула я, приходя к мысли, что не хочу заморачиваться с готовкой омлета.
Проигнорировав последний кусочек капусты, извлекла из корзинки: красный перец, помидор, огурец, очень потрёпанную петрушку.
После мойки продукты оказались на разделочной доске. Я шустро порубила их крупными кусками и свалила в миску. Добавив соль и сметану, я поставила ужин на стол и отправилась к шкафу с книгами.
Накаченные лекарствами, Эд и мама не проснутся до самого утра, хоть из пушки стреляй, а значит, у меня есть чудная возможность побаловаться запрещённой литературой. Какие там романы Эдмунд мне категорически запретил?
Я оглядела полку. На некоторые книги были наклеены красные или жёлтые бумажки, соответственно «категорически запрещённые» и «настоятельно не рекомендованные» к прочтению.
Читать книги Эда, которые были «мне не по возрасту», уже стало традицией. Каждый раз, когда учитель уходил, например, к Аслану, или на работу, или на «уединённые увеселительные прогулки» (никогда не спрашивала, есть ли тут какой-то подтекст и не планирую) или ещё по каким-то причинам не видел, чем я занимаюсь, я выбирала из его книг что-нибудь эдакое.
Сегодня выбор пал на «красный ярлычок» с весьма двусмысленным названием. Я ни разу не видела, чтобы Эд читал её, в отличие от большинства запрещённых мне книг, но раз он всё ещё хранит её в легкодоступном месте, рискну предположить, что иногда берёт.
Сев за стол, я открыла книгу.
Ещё с первой страницы повеяло неладным. Автор счёл…
Я взглянула на обложку.
…сочла хорошей идеей начать историю с постельной сцены.
— Ладно… — покосилась на салат, сомневаясь, что стоит начинать есть.