Крапивник

Спонтанная мысль посетила голову: нет ничего, что помешало бы мне сейчас проверить это. Всего одно плетение — и я посмотрю подборку их воспоминаний друг о друге.

Да, это не очень правильно с моральной точки зрения, но многие вещи сразу прояснятся…

Главы 68–69. Луна

…

68. Луна.

…

Я принесла посох, тетрадку Эда и села на край столика возле дивана.

Осторожно взяв маму за руку, я стянула с пальца обручальное кольцо, превращённое отцом в артефакт от ментальной магии.

Запустив в учителя плетением «сон», я убедилась, что на нём нет такой защиты, сбросила это плетение. Лучше не усыплять их искусственно, а то вдруг ещё забуду расколдовать.

Я принялась за формирование плетения.

Создание плетения, призванного дать мне доступ сразу в три сознания, заняло около десяти минут.

В последний раз сверив результат с набросками учителя, я пропустила вязь через нас троих.

Итак, в каких отношениях состояли мама и Эд?

Нас окутала лиловая дымка. Стоило ей расступиться, я оказалась в сосновом лесу. Здесь было прохладно, шёл летний ливень с грозой. Было достаточно светло, а под ногами хлюпало месиво из крупного песка, воды, травы и сухих иголок.

На мне было уже знакомое белое платье и металлические браслеты, ставшие, кажется, чуть легче.

Очевидно, это мой внутренний мир.

Я огляделась. Меж двумя парами деревьев сияли проходы в другие миры.

Первый — мир Эдмунда. Там я однажды была. Поле, закат, крапива, ветряки, ручьи и расщелины. Сам Эд спал на дорожке из жёлтого камня.

Второе окно открывало вид на странное туманное место. Водоём с песчаным ровным, без перепадов высоты дном, глубина которого составляла всего сантиметров сорок. Откуда-то с неба тянулись полосы ткани, постельных цветов. Она тихо шелестели от слабого ветра, едва касаясь краями водной глади. Несколько из них, оплетя спящую маму, одетую в какой-то балахон, удерживали её в горизонтальном положении, мягко покачивая, отчего концы волос и вплетённых в них лент задевали воду.

Вспоминая записи, относящиеся к чертежу применённого плетения, я встала на стыке трёх миров и повторила вопрос:

— В каких отношениях состояли мама и Эд?

Меня одновременно обдало водой, сеном, опутало тканью и облаками лиловой энергии, заставляя зажмуриться.

Ужасное чувство, но к счастью, непродолжительное.

Открыв глаза, я увидела парадный зал академии. Откуда-то было известно, что это первый день на первом курсе. Торжественная линейка.

— Сегодня, дорогие первокурсники, вы начинаете обучение в академии. Мы надеемся… — ректор читал совершенно стандартную речь, стоя перед учениками в огромном зале.

Никто особо не слушал его, больше шептались, знакомились, разглядывали друг друга.

Мама из прошлого — четырнадцатилетняя девочка с весьма плоской фигурой, которую по закону подлости передала и мне — была одета в строгое чёрное бархатное платье. Она говорила о чём-то с полненькой розовощёкой девочкой — её будущей подругой Оливией.

— А ещё я узнала, что у нас будет учиться внебрачный сын короля, — тараторила Оливия.

На мой взгляд, она была в чём-то даже красивее мамы: не такая изящная, но более румяная, открытая и весёлая.

— Видишь вон того в ряду огненных магов? Длинный такой, с волосами рыжими.

— Вижу.

— Вот это он. А вон тот, который во втором ряду среди тёмных магов, это тоже бастард, но кого-то из мелких аристократов. Так… кто ещё? Ну, законных детей аристократов видно издалека — у них такие лица, будто им коровью лепёшку под нос суют.

Мама зажала рот рукой, сдерживая смех. Ректор, ничего не замечая, продолжал рассказывать что-то об учебном плане, через слово восхваляя академию и перспективы образования.

— Есть ещё кто-то, кого стоит знать?

— Ну… из тех, кого я сама знаю, больше никого здесь не видно, — Оливия обвела взглядом толпу.

Я краем глаза заметила, как за спиной раскрылись двери. Мальчик в чёрной рубашке со значком первого курса факультета света, прошмыгнул в зал.

Вне всяких сомнений это был Эдмунда. Я впервые видела его чётко, ведь сейчас это было мамино воспоминание, а она могла в этот момент видеть его лицо.

Годы однозначно пошли на пользу моему учителю. В четырнадцать он был, хоть и не тщедушным, но достаточно худым и ростом не выше мамы. Нос казался слегка задранным, а его излишняя длина сильно бросалась в глаза. Эдмунд не был уродцем, но и невероятным красавцем называть его было бы несправедливо — самый обыкновенный четырнадцатилетний мальчик — кроме идеально уложенных и ухоженных волос, в нем не было ничего необычного.

Эд двигался бодро и глядел ясно, но выглядел уставшим, странно печальным и, кажется, желал бы спалить академию. Кожа была практически белой, а под глазами пролегли тени. Он спал вообще в тот день?

Прошмыгнув мимо старухи-декана, он встроился в ряд первокурсников.

Мама быстро забыла о нём и обратила к ректору взгляд, но Оливия тронула её за руку, привлекая внимание, и указала на мальчика:

— Это Эдмунд Рио. Сын аптекаря.

— Этот парень? — мама кивнула на моего учителя. Он не особо стремился говорить с другими учениками своего факультета. — Вы знакомы?