Крапивники

Джастин не имел перспектив дома — ему не достанется ни титула, ни имений после смерти отца. Родители готовы были заплатить почти любую сумму, за то, чтоб кто-то занялся их младшим сыном. Настолько сильный маг мог положительно повлиять на бедственное положение семьи.

Но профессор, открывший на тот момент только метод снятия печатей с источника — то бишь лечение для одной из трёх основополагающих болезней источника — отказал. Отказал!

Талантливый ребёнок-аристократ! Любая сумма в оплату! И этот профессор-аптекарь, живший тогда в провинции и наряжавшийся почти как бездомный, отказался!

Он даже толком колдовать тогда не мог. Это «гений». Жил себе с повреждённым источником и изобретал для себя лечение.

А через год после идеального предложения взялся бесплатно учить какую-то девчонку, лишь потому, что она дочь его старых знакомых.

Нет-нет, Джастин ни в коем случае не обижался на этого идиота. Но от души презирал за такое решение.

Увы, он вынужден был признать и своё восхищение этим человеком: ума и упрямства мужику не занимать…

В семнадцать на военной службе этот профессор заработал две главные травмы источника — разрыв и печать.

Постороил карьеру в магической науке не имея способности колдовать. Нашёл лечение от печатей. Почти нашёл от разломов.

Во время проклятущего конкурса сжёг источник, подавляя плетение Джастина. Всё ради девочки. И, как полагал Джастин, отчасти ради брака с её матерью.

Они с Джастином виделись потом в больнице. Этот человек, безвозвратно уничтожив свой источник, был спокоен и первое, что сделал — отправился за уличной едой!

Женился, завёл детей, занимается своими больницами, закончил изучения разломов. Теперь и эти больные ему ноги целуют.

Снова над чем-то работает — в Научном отказались рассказывать подробности слуге Джастина.

Парень не мог не уважать его. Не мог отрицать, что мечтал походить на профессора.

Спалив источник, в науку Джастин не подался — он человек не того склада ума, чтоб проводить часы и годы за бездушными листами бумаги. Но отправляясь преподавать юным магам, кем, по-вашему, он вдохновлялся? Своим несостоявшимся учителем.

Приходилось признавать влияние профессора на жизнь парня.

Но это признание не мешало призирать и злиться на него за принятые решения!

Нет, нет, только не подумайте, юноша не обижался. Совсем нет. Ни сколько. Ни капельки. Даже мысли такой он не допускал. Нет, нет, нет и нет. Никой обиды. Абсолютно точно никакой. И тени сомнения не могло быть в том, что Джастин не обижался.

— Старый кретин!

В полёт до ближайшего угла пинком был отправлен мягкий тапок.

— И мелкая дура!

Второй тапок переместился в другой угол по траектории, аналогичной первому.

Да ну и к чёрту их обоих! Один не понял, что упустил лучшего из возможных учеников. Вторая не оценила проявленного к ней внимания.

Джастин даже не станет намеренно портить девице жизнь. Только если особенно удобный случай подвернутся. Иначе не стоит даже руки марать.

Глава 5. Луна

Я сидела на нижнем конце каменных перил лестницы, ведущей в первый корпус. Делать было нечего, поэтому, пока вокруг суетились студенты, приехавшие к началу учебного года, я закатывала вверх по перилам и отпускала маленький металлический шарик.

Картечь. Раньше мама работала в портовой охране, она часто приносила мне в подарок подобные мелочи. Нет, она ничего не крала, просто забирала то, что по тем или иным причинам признавалось негодным или списанным. Горстка шариков картечи оказалась у нас дома, когда ею случайно выстрелили в стену.

С собой я взяла пяток таких лишь по той причине, что разогревая их, было очень удобно придавать рельеф воротникам.

Мой помятый шарик катился не прямо, поэтому мне часто приходилось ловить его на краю.

Почему я тут сидела? Ждала появления моей семьи с парой-тройкой сумок. Прожив два дня в общежитии академии, я составила целый список вещей, которых мне не хватало.

Пожалуй, зря я не взяла из комнаты книгу. Думала, что долго ждать не придётся. Эдмунд принесёт вещи и всё — пойду назад, раскладывать барахло по полочкам, но отчим почему-то задерживался. Говорил, придёт к двум или даже чуть раньше, а на фасаде главного корпуса большие часы демонстрируют пятнадцать минут третьего.

Странное ощущение, что за мной кто-то наблюдает, не покидало, но с учётом бесконечного и спешного движения подростков вокруг, ничего удивительного, что я привлекала внимание — слишком долго сижу на одном месте.

Перекатывание шарика мне наскучило и я слезла с перил. Огляделась. Слева возня подростков. Справа возня подростков. А за забором седой бродяга на меня пялится. Чего он пялится?

Заметив мой пристальный взгляд, старик отвернулся и засеменил через площадь в сторону жилых домов.

Мысль о том, чтобы перебраться поближе к воротам для заезда на территорию академии моментально перестала мне нравиться. Даже наоборот, пересесть захотелось на скамеечку на углу первого корпуса, где меня прикроют деревья. Но было лень.