Краплёная

Катя прекрасно отдавала себе отчет, что для достижения своей цели ей пришлось пойти на открытое преступление, похитив у босса крупную сумму денег. И хотя сам Ломов, жонглировавший сегодня миллионами долларов, приобрел свое состояние весьма сомнительным путем, пускал в ход авантюры и махинации, он конечно же не проглотит столь наглого предательства своего «супернадежного биоробота». Наверняка его люди давно уже сбиваются с ног в поисках утерянного следа, в поисках похищенных денег. Такие штучки никому и никогда не прощают. За такое расплачиваются, как правило, жизнью. Да только как им дотянуться до нее, если зовут ее теперь Katrine Grig и грудь у нее увеличилась сразу на три размера.

Затянувшись сигаретой, Катя продумывала ходы и варианты, призванные оградить ее от всякого рода случайностей. Допустим, Ломову удастся вычислить, что она в Париже, удастся выйти на Клинику, в которой она лежала, и даже на человека, снабдившего ее новыми документами. Что тогда? Вся ее конспирация летит к чертям собачьим? На этот случай Катя запаслась координатами еще одного специалиста по фальшивым паспортам, проживающего в Брюсселе.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ощущение пустоты в животе заставило Катю вернуться к дню сегодняшнему. Она оделась, привела себя в порядок и направилась по длинному коридору к лифту, отметив попутно, что идет так, как привыкла ходить – семенящей походкой, сутулясь и наклонив вперед голову, чтоб не привлекать к себе внимания. «Ты мне это брось! – прикрикнула она на себя. – Изволь отныне ходить не как уродина Катя, а как красавица Кэтрин.» Вспомнив уроки, полученные в клинике, она распрямила плечи, откунула назад голову и пошла размашесто-независимым шагом, выбрасывая вперед длинные ноги. Но осталась собой недовольна. Легкости изящества и естественности ей явно недоставало.

Зарезервировав у администратора отеля один билет на поезд до Брюсселя, она решила сделать первый выход «в свет». Зал ресторана был почти пуст. Две-три пары и небольшая группа пожилых мужчин занимали всего несколько столов. Следуя за метрдотелем, Катя из-под приспущенных ресниц наблюдала за их реакцией на ее появление. Ведь она сейчас совершала, так сказать, свой первый выход в свет в новом качестве. К ее огромному разочарованию, сидевшие лишь рассеянно скользнули по ней взглядом, не прерывая ни беседы, ни процесса поглощения пищи.

«Это еще ни о чем не говорит, – попыталась успокоить себя Катя. – Мир полнится привлекательными женскими особями. И представителям противоположного пола совсем не обязательно пялиться или бросаться на каждую.»

Сев за столик, Катя внешне погрузилась в изучение меню. На самом же деле она не видела там ни строчки. Ей хотелось вскочить на стол и завопить: «Да взгляните же на меня, черт вас подери! Заметьте меня! Ведь я так старалась. Ради этого момента я прошла через столько мучений – физических и моральных. Неужели ничто для вас во мне не изменилось? Не будьте такими равнодушными и жестокими. Мне многого от вас не нужно. Лишь один восхищенный или хотя бы заинтересованный взгляд…»

– Вы готовы, mademoiselle? – склонился над ней симпатичный, хорошо вышколенный официант.

Катя взглянула на него с радостной благодарностью. Он назвал ее «мадемуазель». Вот оно – первое признание ее победы! Официант был высокий и стройный, кареглазый, с набреалиненными темно-каштановыми волосами и тонкими губами. Чем-то он немного смахивал на манекен. Возможно – своей лакированной прилизанностью.

– Нет, mosieur, не готова, – тоном светской дамы отозвалась она. – Накормите меня по своему вкусу и усмотрению. Но только чтобы это была настоящая cuisine francaise. – Ей хотелось показать, что она знает толк во французской кухне.

Понимающе кивнув, он растянул в улыбке сразу обезгубившийся рот и удалился, довольно надолго оставив ее одну за пустым столом. Но Катя не скучала. Она снова погрузилась в свои мысли. Наконец официант вернулся с никелированным подносом на ладони и принялся расставлять перед ней закуски – в основном разных сортов сыры, аппетитные румяные булочки, пару салатов и пиалу со знаменитым не только во Франции луковым супом. Катя с детства не переносила лук ни в каком виде, и уж тем более не в виде «борща», заправленного одной луковой стружкой. Ее начинало мутить от одного его запаха и вида.

– Soupe a l’oignon! Унесите это отсюда, дружок, и как можно скорее, а не то уносить придется меня! – С гримасой отвращения на лице, никак не вязавшейся с избранным ею обликом «светской дамы», Катя шумно отодвинулась вместе со стулом от пиалы, подставленной ей под самый нос.

– Называется «угодил», – расстроился официант, почти обиженно забирая со стола гордость французской кулинарии. – А как насчет грибного чедар-пюре?

– Это совсем другое дело. С грибами я дружу.

Излучая плакатное обаяние, он был угодливо-предупредителен. То ли из чувства вины, что оплошал с заказом, то ли по долгу службы. Так или иначе, его обходительность доставляла удовольствие Кате, изнемогавшей от одиночества и жажды признания своих вновьобретенных достоинств.