Краплёная

Случайный парижский официант преподал Кате урок изысканной, детально продуманной «любви» со всем набором предварительных и последующих ласк. Но она ни на минуту не потеряла контроль над собой. Она наблюдала за всем, что с ней происходило, как бы со стороны, желая удостовериться, что действительно может нравиться мужчине, что тело ее с искусственно округленными формами, наконец, представляет из себя какую-то ценность. А главное, что оно воспринимается как ее собственное тело.

Позже, когда все это свершилось, Катю позабавила озадаченность, застывшая на лице Жана.

– Что-нибудь не так, ma petit?

– Оh, la-la! – воскликнул «детка». – Неужто мне выпала честь лишить тебя невинности?!

– Пусть тебя это не тревожит, – успокоила его Катя. И по-русски добавила: – Это всего лишь еще одна – последняя – из запланированных мною операций.

Достав из чемодана цифровую фотокамеру, купленную накануне, она изъявила желание сфотографировать своего первого любовника – еще тепленьким, в постели.

– Продавец сказал, что это One touch камера. Всего одно нажатие кнопочки, и никаких хлопот. Я хочу испробовать ее на тебе, Жан, если не возражаешь.

Жан не возражал. Подождав, пока она разберется с новой техникой, он поочередно принимал непринужденно-картинные позы: сидя, лежа и в обнимку с подушкой, позволив ей запечатлеть себя «на долгую память».

По завершении съемок Катю словно подменили. Она стала холодной, отчужденной и надменной. Он снова был для нее всего лишь официантом.

Жан рассчитывал остаться у нее до утра, тем более что следующий день планировалось провести вместе, но Катя заявила, что ему следует уйти. Он тотчас начал одеваться. И уже у двери решил уточнить:

– К какому часу мне подъехать за тобой, Кэтрин?

– Не утруждай себя, – небрежным тоном отозвалась она. – Нам нет больше нужды видеться. Ты выполнил свою миссию. И, можешь гордиться, справился с этим великолепно. Вот. Возьми. – Она протянула ему деньги.

– Mademoiselle!!! – опешил француз, меньше всего ожидавший такого поворота событий.

– Мadame! – с усмешкой поправила его Катя. – Знаешь анекдот? Студент изучает французский язык. Учитель, желая проверить его знания, спрашивает: «Как вы поздороваетесь, придя в гости к девушке?» «Я скажу ей: Bonjour, mademoiselle!» «Правильно, – кивает головой учитель. – А что вы скажете ей, уходя?» «Au revoir, madame!» – бойко отвечает студент.

Жан весело рассмеялся. Анекдот ему так пришелся по душе, что он без лишних препирательств сунул деньги в карман.

– Ну что ж. Au revoir, madame! Вы самая удивительная девушка, какую я когда-либо встречал.

– Повтори это еще разок, – попросила Катя.

Он охотно исполнил ее просьбу.

– Это именно то, к чему я стремлюсь – быть «самой-самой». А теперь прощай. Постарайся стереть из памяти меня и все, что со мной связано.

Бесцеремонно выпроводив за дверь своего одноразового любовника, она вызвала ночную горничную, потребовав сменить ей постель. А потом долго стояла под душем, несколько раз намылив себя с ног до головы.

Весь следующий день Катя одна гуляла по Парижу. Она побродила по аллеям Тюильри, обошла по периметру его круглый пруд, не только наслаждаясь весенними ароматами и сочной зеленью молодой листвы, но и зорко наблюдая за реакцией прохожих на собственную персону. Никто из них, увы, не «отвешивал челюсть» от восхищения, не рвался навязаться ей в друзья, возлюбленные или хотя бы в провожатые. Встречные приветливо и рассеянно улыбались ей, иные желали «доброго утра», и исчезали.

Разочарованно покинув Сад, Катя вышла сквозь гигантскую каменную арку du Carrousel к четырем музеям изобразительного искусства. «Может заглянуть хотя бы в один из них, – подумала она. – Но в который? Жё-де-Пом пытался приманить ее огромным фалосоподобным обелиском Рамсеса. «Причем тут Рамсес? Ведь я ж не в Египте, – отмахнулась Катя. – А как насчет Лувра?» На его просторной площади, меж удивленно раскинутых крыльев старинного дворца, по чьей-то прихоти появилась 70-футовая стеклянная пирамида, явно не имевшая ничего общего с ренессансным духом всего комплекса.

«Учитывая, что она состоит из 666 сегментов, не трудно догадаться, чей заказ выполнял архитектор Пей, – усмехнулась про себя Катя. – Эта модерновая прозрачная штучка подходит Лувру столько же, сколько стеклобетонный Дворец Съездов – нашему древнему Кремлю. Нет, в Лувр я пожалуй не пойду. На вполне приличные копии Венеры Милосской и Ники Самофракийской я вдоволь налюбовалась в нашем Музее Пушкина. А их безбровая, скуластая и большелобая Мона Лиза с ее хитрой лисьей улыбочкой, по которой – моды ради – весь мир сходит с ума, меня ну никак не вдохновляет. Да и с чего вообще они решили, что гомосексуалист, леворукий скупердяй и безбожник, к тому же самозабвенно корпевший над созданием изощренных орудий пыток, должен был подарить миру эталон возвышенной женской(!) красоты.»