Красавица

— Они втягиваются. Не до конца, как у кошки, но все же. — Задрожав, пальцы выбросили пять длинных, шестидюймовых, изогнутых клинков. На указательном и большом они смыкались. — Очень велик соблазн изорвать книгу в клочья, когда собственная неуклюжесть мешает перевернуть страницу, — прищелкнув когтями, продолжал он с легкой усмешкой. Он так редко рассказывал о себе. Внезапно голос его снова погрустнел и посуровел.

— Прости, — сказала я, ничуть не испугавшись, но устыдившись за свои необдуманные слова.

— Не извиняйся. — Когти втянулись, и рука повисла вдоль тела. — Я не против с тобой поделиться. Но может быть, тебе неприятно?

— Нет-нет, — по привычке ответила я и тотчас же, хоть и с некоторым запозданием, осознала, что действительно не испытываю неприязни и страха. — Совсем нет.

Наши взгляды встретились. Солнце заглянуло в окно, а потом неслышными шажками подобралось по мозаичному полу к нам и зажгло сапфировым огнем плечи синего бархатного камзола.

— Солнце! — воскликнула я. — Смотри, дождь прошел. — Я шагнула к окну, и Чудище следом за мной. Сад блестел, даже башни помолодели, окунувшись в эту весеннюю купель. — Я все-таки смогу погулять с Доброхотом.

— Да. Он, наверное, тебя заждался. — Непринужденность исчезла. — Тогда прощаюсь с тобой до вечера.

Он повернулся к выходу.

— Нет, постой! — Я протянула руку и едва коснулась бархатного рукава. — Постой. Доброхот примет того, кого приняла я. Пойдем с нами.

Чудище покачало головой:

— Спасибо за радушное приглашение, но нет. Это лишнее и, уверяю тебя, ни к чему хорошему не приведет. Увидимся вечером.

— Пожалуйста! — попросила я.

— Красавица, я не смогу тебе отказать. Поэтому не проси. Доброхот любит тебя. Не надо из прихоти губить его доверие.

— Пожалуйста. Я прошу.

После минутного молчания он проговорил, словно слова тянули из него клещами, как благословение от черного колдуна:

— Изволь. И заранее прости.

— Тогда пойдем.

Я вышла в коридор и повернула в противоположную от портретов сторону. Чудище следовало за мной. Как обычно, за ближайшим поворотом оказалась моя комната, а уж от нее я без труда спустилась по парадной лестнице к входным дверям. Там я задержалась, дожидаясь Чудища. Когда он молчал, одно его присутствие нагнетало напряжение в комнате. На меня словно грозовая туча надвигалась.

Мы вышли на парадный двор. Моей щеки коснулась влажная прохлада.

— Только не в конюшне, — предостерег мой спутник. — Дай бедняге простору. Я подожду вас здесь. — Он прошествовал мимо конюшенного крыла и уселся на скамью в противоположной части сада.

Я пошла за конем.

Доброхот встретил меня радостно, с нетерпением ожидая выхода на прогулку. Я же, наоборот, готова была пожалеть о своей опрометчивости, проникаясь постепенно опасениями Чудища. Доброхот слишком умен, чтобы лезть в драконью пасть по моей прихоти. Но уже ничего не поделаешь. Поразмыслив, я надела на коня седло и узду. Если он заартачится, пешей я с ним не слажу, а в седле хотя бы продержусь рядом (хотелось бы), пока он не поддастся на уговоры. Боже мой. И надо было Чудищу так некстати впасть в уныние…

Доброхот слегка удивился, что его седлают так рано, но рвения не утратил. Когда дверь конюшни начала отворяться, он зафыркал и натянул поводья. Заподозрив неладное, я взлетела в седло еще на пороге. Едва высунувшись из двери, Доброхот шумно захрапел, раздувая ноздри, и мотнул головой в сторону скамейки, где дожидалось Чудище. Я почувствовала, как он каменеет у меня под рукой, и увидела белок испуганно косящего глаза. Дверь за нами бесшумно закрылась, дохнув мне в затылок теплым сенным запахом. Доброхот не сводил глаз с Чудища и обиженно храпел. На губах выступила пена. Я подтянула подпругу и, сказав себе: «Ну что ж, была не была!» — тронула поводья.

Двор шириной в двести шагов мы пересекали добрую четверть часа. Взмокший, весь в мыле, несчастный конь мало-помалу продвигался к заветной скамье. Я шептала ему ласковые слова, но впервые в жизни он и ухом не вел в ответ. Он повиновался — и только. Все его внимание было приковано к темной фигуре, раскинувшей руки вдоль беломраморной спинки.

В пятидесяти шагах от грозной Немезиды Доброхот остановился, отказываясь идти дальше. Мы застыли, как изваяние, выясняя, кто кого переупрямит. Стиснув бока Доброхота коленями до ноющей боли в ногах, я пыталась поводьями послать его вперед, но он намертво закусил удила, и я чувствовала по нарастающей дрожи, как овладевает им паника.

— Не шевелись, — отдуваясь, велела я Чудищу. — Получилось труднее, чем я думала.

— Хорошо. Я и не ожидал, что он так близко подойдет.

Услышав голос Чудища, Доброхот растерял остатки самообладания. Он взвился на дыбы, так круто, что я упала ему на шею, испугавшись, как бы он не завалился на спину, и истошно заржал. Крутнувшись на задних ногах и чуть не выкинув меня из седла, в два скачка он оказался на противоположном конце двора — в самом начале нашего долгого и трудного пути.

— Стой, дурачина! — услышала я собственный крик. — Остановись, послушай меня! Да послушай же меня, остолоп!