Любопытство зажглось внутри Селины, однако она не остановилась, чтобы рассмотреть все получше или что-нибудь спросить. Ей хотелось избавиться от всего, что ассоциировалось у нее с этим местом, как можно скорее, хотя ее расстраивала и мысль о том, чтобы никогда больше не возвращаться в «Жак».
– Вот сюда, – Одетта потянулась к ручке двери, которая была встроена так, чтобы сливаться с настенной панелью, а дверные петли скрывались за тяжелыми шелковыми шторами. Когда Одетта толкнула створку, та отказалась отворяться.
– C’est quoi ça?[75] – пробормотала Одетта, толкая сильнее, хмурые морщинки собрались у нее на лбу. Она уперлась всем весом в дубовую дверь. В конце концов та начала поддаваться.
Из-за приоткрытой двери показалась чья-то рука.
Бледная, неподвижная рука.
Понадобился момент, чтобы понять, что к чему. Короткий отрезок времени, прежде чем все вокруг пришло в движение.
– Mon Dieu![76] – воскликнула Одетта. Протолкнувшись плечом, она забежала в комнатку, и Селина следом за ней. Они тут же замерли, Пиппа задрожала за их спинами.
На полу темного коридора в неуклюжей позе лежала девушка, ее рыжие кудри рассыпались по веснушчатому лицу. На шее у нее зияла рваная рана. Какое-то большое дикое животное разорвало ее плоть острыми, как лезвия, зубами.
Дрожащими пальцами Одетта дотронулась до запястья несчастной, ища пульс. Когда она дернула девушку за руку, прядь волос упала с лица той.
Селина ахнула. Она ее знала. Провела большую часть прошедшего дня в ее компании.
Анабель.
– Она?.. – голос Пиппы оборвался. А затем из ее рта вырвался жалобный стон.
Ответа на ее недосказанный вопрос не требовалось. Рядом с безжизненным телом Анабель кровью был вычерчен символ:
Шагающий по канату
Селина видела смерть прежде.
Для нее она не была новым зрелищем. Однако от этого не становилось легче видеть ее сейчас. И не делало смерть менее беспощадной.
Сегодня ночью отняли чужую жизнь.
Раз, и Анабель больше нет.
В этот самый момент при виде безжизненного тела к Селине пришло осознание сразу нескольких вещей:
Анабель погибла мучительной смертью. Это было очевидно после одного лишь взгляда на рваную рану на ее горле. Селина никогда не видела подобных ран. На миг она задумалась: а не была ли убийцей змея Бастьяна?
Однако, продолжая раздумывать, она поняла, что было бы странно, чтобы такая змея, как Туссен, стала утруждаться и убивать свою жертву лишь для того, чтобы потом бросить в темном коридоре. Если Селина правильно помнила, питоны не рвут горла своим жертвам, вместо этого они просто-напросто сдавливают добычу, медленно выталкивая из нее жизнь.
И, конечно, ни одна змея не оставит после себя визитную карточку. Написанную к тому же кровью.
Но если не змея виновата в смерти Анабель, тогда кто же? И почему? Более того, зачем Анабель пришла в «Жак» сегодняшним вечером? Наверняка она отправилась следом за Селиной и Пиппой. Но почему же тогда не оповестила их о своем визите?
Селине понадобилась всего секунда, чтобы сложить части пазла.
Мать-настоятельница, должно быть, отправила Анабель проследить за ними. Вот в чем причина того, что надзирательница урсулинского монастыря сегодня так легко поменяла свое решение, когда внезапно позволила Селине и Пиппе отправиться сюда, после того как так долго-долго возражала.
Селина сглотнула, чувствуя, как у нее горят уши. Если махинация матери-настоятельницы и является причиной, по которой Анабель пришла сегодня в ресторан, это означает только одно. Все они, Пиппа, мать-настоятельница и сама Селина, приложили руку к жестокому убийству Анабель.
К смерти Анабель.
И, наконец, если ее смерть была каким-то образом связана с той, что произошла накануне на причале, значит, тот сумасшедший – или сумасшедшая – на свободе.
Глаза Селины медленно оглядели зал, ее дыхание участилось. Если кто-то в «Жаке» убил Анабель вскоре после того, как они пришли, то любой находящийся здесь сейчас – включая всех членов Львиных Чертогов – может быть убийцей.
Одетта. Найджел. Кассамир. Арджун. Мужчина с Дальнего Востока с перламутровым кинжалом. Две темнокожие женщины с когтями из драгоценностей. Бун. Торопливый официант снизу. Не говоря уже о бесчисленных безымянных гостях, которые находились в тускло освещенном помещении.
И конечно же, Бастьян.
С каждой секундой все эти мысли кружились в голове Селины все быстрее, ее кожа горела от разогнавшейся по венам крови, а пятка задумчиво стучала по ковровому покрытию. В противоположность ей Пиппа стояла, вытаращившись на мраморный столик перед ними, ее осанка напоминала яблоко, оставленное засыхать на солнце.
Почти полночь. Селина с Пиппой должны были вернуться в монастырь еще час назад. Вместо этого они остались в темных залах второго этажа, сидя на вышитых диванах в стиле времен Людовика XIV, в окружении иллюзионистов.
Как и еще пятеро членов городской полиции.
Хотя мать-настоятельница была сейчас наименьшей из ее забот, Селина не сомневалась, что та оторвет им головы по возвращении. Но сейчас это было неважно.