Я разглядывала незнакомку, пытаясь понять, откуда ее знаю, а та смотрела на меня своими удивительно яркими синими глазами, молодо сияющими на морщинистом лице, и едва заметно улыбалась.
– Дарьюшка, – протянув ко мне руку, позвала она, и звук ее голоса напомнил мне детство. Кажется, когда-то давно я его слышала. – Какая ты уже взрослая, – продолжала улыбаться женщина, и я вдруг ее узнала.
Меня будто током ударило. Вспомнилась квартира в Петербурге, словно сошедшая со страниц старинного журнала, гулкая тишина безлюдных комнат, непривычно взволнованный отец, расхаживающий по полупустой гостиной широкими шагами, мама, сидящая на диване рядом с хрупкой седой дамой, похожей на королеву из сказки. И собственный интерес к разноцветным кольцам, сверкающим на руках у незнакомки, тоже вспомнился. Мне тогда было пять лет, и блестящие камушки занимали мой ум гораздо больше, чем разговор родителей с неизвестной женщиной, которую отец почему-то называл матушкой.
– Как же долго я тебя ждала, – голос звучит тихо, но так мягко и нежно, что на глаза наворачиваются слезы.
– Бабушка? – подалась вперед и сжала в руках хрупкие пальцы. – Это правда ты?
В ту единственную нашу поездку в Петербург отец впервые показал меня своей матери. Я ни разу не видела ее до этого, и никогда больше не видела после. Тетя Валя говорила, что бабушка умерла через полгода после нашей встречи, а я всегда сожалела, что в моей памяти ничего не осталось, и я совсем не помню красивую женщину, изображенную на фотографиях семейного альбома. А вот гляди ж ты! Оказывается, я запомнила и нашу встречу, и тонкие, унизанные кольцами пальцы, и внимательный, проникающий в самую душу взгляд.
– У меня мало времени, Дарьюшка, – не ответила на мой вопрос бабушка. – Подойди ко мне ближе.
Она сжала мою руку и что-то еле слышно прошептала, а потом улыбнулась – светло, радостно, и так по-доброму, что у меня в душе защемило, – сняла одно из своих колец, надела его мне на палец и уже громче добавила:
– Никогда не изменяй себе, Дарьюшка. Никогда, – повторила она, и комната поплыла перед моими глазами, завертелась, облик бабушки подернулся дымкой, кольца сверкнули, и все исчезло.
– Бабушка?
Я потянулась за исчезающим видением и тут же проснулась, наткнувшись на какое-то препятствие. Оно было большим, как гора, и почему-то то поднималось, то опускалось, а вместе с ним опускалась и поднималась моя голова. Что за чудеса?
Я попробовала отодвинуться, чтобы разглядеть препятствие получше, но гора заворчала что-то невразумительное и сжала меня плотными тисками.
И что прикажете делать?
Я попыталась сообразить, где я и что происходит, и тут гора сдвинулась с места, повернулась, и мне открылся вид на весьма знакомую физиономию. А следом возник резонный вопрос: «а что я делаю на полу в объятиях спящего Ильи? И почему он меня обнимает?»
Да-да, именно его руки я и приняла за тиски.
«Ну что, Дарья, вот тебе и еще одни объятия, – проснулось подсознание. – А там и до поцелуя недалеко. Все как ты и хотела».
Я тихо хмыкнула. Понять бы еще, как я на полу оказалась?
Илья вздохнул во сне, снова повернулся, подгреб меня ближе и притиснул к груди с такой легкостью, словно я была игрушкой. Я прямо почувствовала себя маленьким плюшевым медвежонком, с которым засыпала в детстве. За моей спиной размеренно дышал Баженов, небо за окном начинало сереть, предвещая скорый рассвет, в неожиданных объятиях было тепло и удивительно уютно, и только одно нарушало эту милую идиллию – вместе с просыпающимся днем просыпалось и кое-что еще. И с каждой минутой я все отчетливее ощущала, как мне в поясницу, как раз там, где заканчивалось родимое пятно, упирается это самое кое-что. Я поерзала, пытаясь отодвинуться, хотя на самом деле хотелось придвинуться ближе, но Илья пробормотал что-то неразборчивое и прижал меня сильнее, причем, моя грудь непонятным образом оказалась у него в ладони. Тело отозвалось на это прикосновение так бурно, что у меня дыхание сбилось.
Да чтоб тебя! Ну нельзя же так издеваться над беззащитной девушкой!
Я снова крутанулась, но покинуть объятия оборотня оказалось не так-то просто. Держал он крепко.
– Если ты будешь и дальше так ерзать, – прозвучало у меня над ухом, – то я за себя не ручаюсь.
– А с какой стати мы спим вместе? – шепотом спросила я и покосилась на похрапывающего на кровати Пашку.
– Не уверен, что ответ тебе понравится, – тихо хмыкнул Баженов, продолжая меня обнимать.
– И все же?
– Среди ночи ты пришла и улеглась ко мне под бок, заявив, что не собираешься спать одна, когда рядом такой мужчина.
– Шутишь?
Я развернулась, уставившись в непривычно близкое лицо.
– Даже не думал.
Баженов выглядел серьезным, но черти в глубине его глаз что-то праздновали.
– Я не могла такого сказать.
– Если быть совсем уж точным, то ты еще добавила, что не хочешь умереть в одиночестве, и терпеть не можешь кошек.
Божечки, я что, действительно так сказала? Какой кошмар!
– А ты?
– Разве можно отказать девушке с такими весомыми аргументами?