Красавица для Медведя

– Кстати, я тут недавно Клима Игнатова встретил, – словно бы между прочим сказал отец. – Хороший парень. Про тебя спрашивал.

А это уже даже не намек, а совершенно прозрачное предложение.

«Папенька в своем репертуаре. Снова сватать будет», – сочувствующе вздохнуло альтер-эго.

Да, так и есть. Только в отличие от мамы, отец тактичностью не отличается и действует более грубо.

– Я его к нам на новоселье пригласил. Посидим, пообщаемся, – заявил папа, подтверждая мои худшие опасения.

– А у нас что, и новоселье планируется?

Я уставилась на папеньку, а Луфи, разлегшийся рядом с моим стулом, громко гавкнул.

– А как же без него? – удивился отец. – Посидим узким кругом, отметим, как в старые времена.

О нет. Я слишком хорошо помнила эти самые времена, когда в нашу небольшую гостиную набивались папины коллеги, а мы с мамой весь день не отходили от плиты, а потом полночи мыли посуду и уничтожали следы буйной попойки, в которую обязательно перерастало любое застолье.

– Люда, ты не переживай, готовить ничего не нужно, – предварил мои возмущения отец. – И убирать тоже. Наймем людей, они все сделают.

Мама незаметно вздохнула, а я недоверчиво усмехнулась. Как же, помню я подобные обещания. Свежо предание…

– Чего загрустили, девчонки? – спросил отец, и его лицо озарила одна из тех обаятельных улыбок, которую он приберегал для особых случаев. Вот как у него получается?

Я смотрела на постаревшее, но все еще красивое лицо и понимала, почему мама простила отца. Когда он так улыбается, можно простить все, что угодно. Правда, я не мама. И так быстро забыть о произошедшем не смогу.

– Дашка, выше нос, вот увидишь, скоро мы и на твоей свадьбе погуляем, – не унимался папенька. – Уверен, Клим своего не упустит.

Вот уж не сомневаюсь! Игнатов был сыном папиного начальника и отличался той же упертостью, что и его родитель. Когда мы учились в универе, он преследовал меня с настойчивостью танка, и я от его ухаживаний еле отбилась, не хватало еще опять все по новой начинать.

– Не нужен мне никакой Клим.

Я твердо посмотрела на отца. Если сразу не пресечь его энтузиазм, то через пару недель он уже свадебное платье для меня закажет, а Игнатов-старший поездку в Париж организует.

– Даш, он хороший мальчик, – неожиданно поддержала отца мамуля. – И давно в тебя влюблен. Попробуй к нему присмотреться.

Да что ж такое-то? Почему родители постоянно пытаются вмешаться в мою жизнь? Раньше папа все время за кого-нибудь из сыновей своих знакомых сватал, теперь и мама готова его поддержать.

– Что, хотите побыстрее от меня избавиться? – с иронией посмотрела на родителей, пытаясь сдержать бурлящий внутри гнев. Правда, сделать это оказалось сложно. В душе поднималась тяжелая душная волна, она росла, ширилась, грозя снести все преграды и выплеснуться наружу, и я забеспокоилась. Никогда раньше не испытывала ничего похожего. Казалось, еще немного, и меня просто разорвет от этой странной силы. И средний палец левой руки неожиданно что-то сжало, так, будто там до сих пор было то самое кольцо, что я видела во сне.

– Дочь, с тобой все хорошо? – забеспокоилась мамуля.

Нет. Со мной все нехорошо. И если я сейчас же не уйду, то наверняка потом об этом пожалею.

– Здесь душно, пойду воздухом подышу.

Я поспешно поднялась из-за стола. Луфи тут же оказался рядом.

– Заодно и собаку выгуляю. Да, Луфяша?

Пес одобрительно гавкнул, преданно глядя мне в глаза.

Родители озабоченно переглянулись, но возражать не стали. Только когда я уже выходила из комнаты, до меня донесся тихий вопрос папы:

– Люда, ты уверена, что с Дашкой все нормально?

– Дай ей время, Стасик. Просто нашей дочери нужно привыкнуть к переменам. Ты же знаешь, какая она ранимая, и как близко к сердцу принимает происходящее вокруг.

Ранимая, как же… Да я ничего и никогда не принимаю близко к сердцу, иначе просто не выжить.

– Что ж, надеюсь, ты права, – с сомнением ответил отец и добавил что-то еще, но я уже вышла из комнаты и не расслышала ничего, кроме упоминания о бабушке. Странно, что отец про нее заговорил. В последние десять лет, после застольных откровений тети Вали, о бабушке почти не вспоминали. Отец считал, что рассказы о ней плохо влияют на нас с Лизкой, не нравилась ему бурная личная жизнь собственной матушки. Поэтому как-то незаметно в нашей семье разговоры о бабуле попали под гриф «секретно».

– Что, Луфи, пойдем гулять? – посмотрела я на своего пса.

Тот громко гавкнул и с силой замолотил хвостом по ковру.

– Ладно, сейчас, только сумку возьму.

Я потянула длинную кожаную ручку с вешалки, но сделала это так неловко, что сумка упала, и из нее вывалилась пачка тысячных купюр, перевязанная бумажной лентой.

Что еще за чудеса? Откуда у меня такое богатство?

Я с сомнением смотрела на непонятно откуда взявшиеся деньги, а Луфи недоверчиво понюхал пачку и неожиданно зарычал. Шерсть у него на холке встала дыбом, глаза засветились странным желтоватым светом, пасть оскалилась, превратив моего добродушного пса в опасного хищника.

– Луфи, ты чего?