Два дня слились в одну сплошную линию. Они были похожи один на другой – долгие, тягучие, наполненные нетерпением и злостью. Не помню, чтобы когда-нибудь раньше время тянулось так медленно. Дашу до сих пор не нашли. Со старого адреса она съехала, новый найти пока не удалось. Поначалу не поверил, думал, Герман специально тянет резину, но Сиротка тоже не сумел найти Дашкины координаты, а ему я привык доверять, как самому себе.
– Непростую девчушку ты присмотрел, Баженов, – ворчал Славка. – У нее папаша не хуже нашего генерала шифруется. Все дома и квартиры на подставных лиц оформлены, только та, в которой до последнего времени его семья проживала, на жену записана, но оттуда они в один день съехали, торопились так, словно догадывались, что искать будут. С издательствами тоже глухо, похоже, твоя красавица под каким-то псевдонимом пишет. Придется постараться, чтобы ее найти.
Что ж, дядины спецы сказали то же самое. Время… На все нужно время.
Если бы оно у меня было! Бурый с каждым днем вел себя все беспокойнее, понуждая к действиям и требуя вернуть ему «малинку», а внутри все переворачивалось от мысли, что Дашка где-то далеко. И хотелось плюнуть на все и рвануть в Краснодар, попытаться найти, сжать в руках – до боли, до хруста, чтобы почувствовать, ощутить аромат малины, исходящий от светлых волос, выпить дыхание долгим поцелуем и избавиться от невыносимой тоски и жажды, что поселились внутри после исчезновения Дашки. Поганое ощущение. Выворачивает душу почти так же, как боль выкручивала кости при первом обороте. Если бы не полная невозможность подобного, решил бы, что Даша – моя истинная. А что еще думать? Ни разу за все тридцать два года жизни не испытывал такой нужды в женщине. Одноразовый секс, более-менее длительные отношения – ничто не цепляло. Удовлетворил страсть, и ладно, большего не ждал. И бурый никогда раньше не привязывался к кому-то настолько сильно. Он у меня вообще не больно-то привязчивый, завоевать его доверие удается единицам, а Дашка сходу обаяла, с первого слова, с первого мгновения. Так только с парой происходит. И вот это-то и странно. Даша – человек, она не может быть моей истинной.
Зверь предупреждающе зарычал. Его мыслеобразы наполнились алыми всполохами. Злится. Снова злится. Понять бы еще, на что. С тех пор, как между нами ослабла связь, я больше не могу контролировать его состояние и не слышу отчетливых слов бурого. Так, слабые отголоски. Зверь закрылся. Не позволяет командовать собой. Не поддается внушениям, только долгим просьбам. Злопамятный. Обиделся, что однажды я переступил черту, заставив его рисковать, и не дает восстановить доверие между нами, как я ни пытаюсь.
«Дай ему время, Илья, – вспомнились слова бабушки. – Наши звери – отражение нас самих. Они имеют те же черты характера, что и человек, только усиленные в несколько раз. Природа мудра, она дала зверю то, что нужно для выживания – инстинкт самосохранения, привязку к самке и потомству, готовность ради них преодолеть любые препятствия. Но только ради них, внук. А ты заставил своего зверя пойти наперекор заложенным в нем законам, поэтому не жди, что он так быстро простит. Ты же и сам никого не прощаешь, верно?»
Что ж, бабушка была права. Не мне осуждать своего бурого, я ведь тоже так и не простил отца, допустившего мамину гибель. Тогда, двадцать лет назад, во время аварии, отец кинулся спасать деда, в то время как должен был вытащить из покореженной машины жену.
Отец потом оправдывался, что не ожидал взрыва, рассчитывал успеть, но я ему не верил. Между родителями никогда не было любви. Отец не скрывал, что женился на маме по расчету. Благодаря дяде, кстати. Дочь главы клана Муромских была слишком ценным призом, Герман не мог упустить такой шанс, а отец всегда и во всем прислушивался к брату. Странно, конечно, что дядя имел такое влияние. До сих пор не знаю, откуда оно взялось, ведь зверь отца был намного сильнее и мог подчинить себе любого. Или это зависит не от зверя, а от силы человеческого духа? Что ж, в этом Герман превосходит большинство беров. Плюс его дар внушения… Немногим из зверей даются дополнительные способности. На моей памяти были только двое, кто обладал таким даром – сам Герман и Никита Бестужев, сын альфы соседнего клана.
При мысли о клане вспомнилось прошлое.
Перед глазами мелькнули ровные улицы, аккуратные здания под черепичными крышами, большая площадь перед Старым домом собраний, особняк альфы, в котором прошло мое детство, поляна посвящений.