Красавица и босс мафии

Я вытягиваю руки и протягиваю ноутбук, между нами, чтобы мы обе могли пользоваться клавиатурой и читать с экрана. Я меняю порядок перевода, как учила меня Рафаэла, как только мы начали пользоваться компьютером, и набираю свой вопрос.

— Но разве ты не любишь своего жениха?

Она смеется, и я вижу, что это без юмора.

— Я до сих пор его не знаю. Но, если говорить коротко, я ни в кого не влюблена, так что я никак не могу любить своего жениха.

— Тогда почему ты выходишь замуж? — Спросила я, нахмурив брови.

— Потому что у меня нет выбора. — Она качает головой из стороны в сторону, а затем отстраненно улыбается. — Я хотела стать адвокатом. Если бы у меня был выбор, я бы никогда не уехала из Нью-Йорка.

— И ты не можешь туда вернуться?

— Нет. Не в этой жизни.

— Почему?

— Потому что в нашем мире ценность женщины не в том, что у нее в голове, а в тех преимуществах, которые дает женитьба на ней.

— В преступном мире? — Спрашиваю я, не понимая.

— В мафии, Габриэлла.

Удивление мгновенно пробегает по моему телу, и я не думаю, что мое лицо пытается его скрыть, потому что Рафаэла торопливо набирает в переводчике еще одно предложение.

— Разве ты не знала, Габриэлла?

Я должна двигаться, чтобы ответить, я знаю это. Мои руки должны быть подняты, а пальцы набирать слова на клавиатуре, но все мое тело слишком занято тем, что восстает против себя, когда частички, о которых я даже не подозревала, начинают собираться вместе.

Мафия. Мафия. Итальянская мафия. Мафия Крестного отца.

— Боже мой! — Она совершает чудо, на которое способны только итальянские женщины…тихо восклицая. — Габриэлла, — зовет она и подносит руку к моему лицу. Мой рот открывается, но через него не проходит ни звука. — Я думала, ты знаешь. Я бы сказала тебе раньше, — шепчет она, оглядываясь на дверь.

— Витторио? — Это единственное, что я могу сказать, но этого достаточно, чтобы она поняла, что я имею в виду.

— Он наш Дон. — Когда она понимает, что это ничего мне не говорит, она добавляет. — Наш высший авторитет, Габриэлла. Дон Витторио — босс Ла Санты.

Я тяжело сглатываю, затем поворачиваюсь к клавиатуре и набираю текст.

— Ты хочешь сказать, что моя жизнь принадлежит боссу итальянской мафии?

Рафаэла читает мой вопрос, и чувство, которое появляется в ее глазах, мне не чуждо, но впервые с тех пор, как мы познакомились, я вижу в глазах подруги, когда я являюсь объектом ее взгляда, жалость.

— Я уже говорю тебе, Габриэлла, — набирает она и смотрит на меня, но я не отрываюсь от экрана, чтобы взглянуть ей в лицо, с тревогой ожидая следующих слов, которые появятся. Рафа выдыхает задолго до окончания. — Твоя жизнь принадлежит самому жестокому и могущественному боссу мафии, когда-либо рожденному в Италии.

ГЛАВА 21

ГАБРИЭЛЛА МАТОС

Стоящая передо мной чашка чая безвредна, но заставляет мое сердце биться в груди. Добиться от поваров разрешения использовать их ингредиенты и плиту для приготовления этого блюда было непростой задачей, которую мне удалось решить только благодаря доброте Софии.

Рафаэла, не стеснявшаяся в выражениях во время разговора с Тициано несколько дней назад, не повлияла на беспристрастность ее матери по отношению ко мне, хотя разговор, который я завела с Рафой в конце того дня, возможно, повлиял на мое отношение к повару. Ведь какая мать позволит, чтобы ее дочь насильно выдали замуж?

Я встряхиваю головой, чтобы избавиться от вопросов, когда другие темы, обсуждавшиеся в тот ранний вечер, выстраиваются в ряд после моего вопроса о Софии, требуя своей очереди на размышление, поскольку я решала их наилучшим из известных мне способов — игнором.

Я решила, что все, что способно меня разрушить, будет заперто в черном ящике моего сознания. Страхи? Черный ящик. Беспокойство? Черный ящик. Тоска? Черный ящик. Чувство вины? Ах, определенно черный ящик.

Возможно, более подходящим названием было бы "ящик Пандоры", но я пришла к выводу, что это единственный способ остаться в здравом уме. При нынешнем положении вещей безумие находится всего в одной мысли. Это эгоистичное решение, абсолютно и полностью эгоистичное, но это еще один факт, который я похороню в этом черном ящике.

— Что это? — Спрашивает Луиджия, входя на кухню и видя, что я стою у стойки напротив входа, оберегая полную чашку так, будто от этого зависит моя жизнь.

— Чай, — отвечаю я по-итальянски, и экономка закатывает глаза от очевидности моего ответа. — Для синьоры Анны, — объясняю я, и теперь Луиджия закатывает глаза и проходит мимо меня. Я иду за ней.

— Все ингредиенты взяты с кухни. — Я начинаю защиту, которую готовила и репетировала, чтобы говорить безупречно. — И все повара видели, как я его готовила. Я клянусь, что это безопасно, синьора Луиджия. — Она поворачивается ко мне, и я останавливаюсь. — Моя сестра… — начинаю я, но боль от одной мысли о Ракель заставляет меня прищурить глаза.

Величайшее из всех чувств в моем ящике Пандоры вибрирует, отчаянно желая вырваться наружу — тоска. Но с глубоким выдохом я игнорирую его требование и продолжаю говорить.