Следующую неделю Катрин провела как в тумане. Каким-то образом ей удалось убедить и окружного прокурора Морено, и Джо Максвелла, что она не по своей воле попала в такую опасную ситуацию. Федеральным агентам пришлось доказывать, что она никоим образом не помешала следствию против Алэна Таггерта. Стоило упомянуть о Лизе Кэмпбелл — и генеральный прокурор чуть не расцеловал ее. У Лизы взяли предварительные показания, предупредили ее, что в следующем месяце придется выступать в суде в качестве свидетеля, и отпустили. Пока не прояснилась вся эта история, с прокурором Морено раз пять чуть не случился припадок ярости. Однако в конце концов федеральные службы решили, что его молодая помощница совершенно не виновна в обстоятельствах, приведших к смерти Коллина Хеммингса и Джона Фарли. Экспертиза установила, что вышепоименованные лица погибли в результате «тяжелых травм, нанесенных острым режущим предметом неизвестного типа, не обнаруженным на месте преступления». Репутация Коллина была такова, что никто не стал плакать по поводу его кончины.
Утро понедельника выдалось холодным и солнечным, погода в самый раз для судебных заседаний. Катрин надела шерстяной жакет кремового цвета, юбку и нефритового цвета блузку. Этот наряд, вполне элегантный, в то же время не был броским. Катрин стояла у входа в здание Федерального суда и смотрела вниз, на мраморную лестницу, где собралась целая толпа репортеров и телеоператоров, в том числе из двух известных агентств новостей. Ну и, разумеется, множество обычных зевак. Катрин ждала уже почти целый час, а большинство журналистов прибыли еще раньше. Лиза Кэмпбелл опаздывала. Отовсюду доносились реплики типа: «Она не придет». — «Нет, придет». — «Опаздывает». — «Уверяю вас, она приедет». — «Как же, приедет. Ее уже много дней никто не видел». Потом кто-то первым увидел, как из-за угла медленно выезжает сверкающий черный лимузин. Журналисты бросились к нему гурьбой. Повсюду стояли полицейские и сотрудники службы шерифа. Они раздвинули толпу, открылась задняя дверца, и оттуда вышла хрупкая женщина с развевающимися каштановыми волосами и в огромных солнечных очках. За ней из недр лимузина появился стройный мужчина в синем полосатом костюме, полосатой рубашке и бургундском галстуке — явно адвокат свидетельницы. Он попытался заслонить ее от репортеров. Лиза опустила голову и послушно зашагала за полицейскими вверх по лестнице. Она казалась такой маленькой, ранимой и загнанной. Журналисты со всех сторон задавали ей вопросы. Адвокат без конца повторял: «Никаких комментариев!» Лиза то и дело отрицательно качала головой, но рта не раскрывала.
В этот момент что-то — периферийное зрение, внутренний голос, а может быть, надежда — подало ей сигнал. Перед самым входом в суд Лиза подняла голову и увидела Катрин, стоявшую чуть поодаль. Лиза подняла очки и встретилась с Катрин взглядом. Взгляд сиял гордостью, Лиза словно хотела сказать: «Я сделала это, я решилась». Катрин одобрительно ей улыбнулась. Ведь она действительно пришла сюда, чтобы помочь мне, с удивлением подумала Лиза. Я не думала, что хоть кто-то в этом месте захочет мне помочь. Потом адвокат взял ее под локоть и ввел внутрь; следом хлынула толпа репортеров.
Катрин смотрела вслед своей свидетельнице.
— Будь храброй, Лиза, — прошептала она. — Ты можешь с этим справиться.
Она разглядела в Лизе решимость и неведомо откуда взявшуюся силу. Впрочем, не следует забывать, что эта девушка без классического балетного образования поднялась на самую вершину своей сложной профессии. К тому же никто теперь не сможет возложить на нее вину за отмененные спектакли. Даже если после дачи показаний против Таггерта Лизе придется прятаться, ей теперь будет легче. Все влиятельные люди будут считать ее героиней, а не безответственной особой, по собственному капризу сорвавшей спектакли.
Скорее всего, перемена уже произошла. Когда Катрин проходила мимо последних замешкавшихся репортеров, она слышала, как один из них сказал другому:
— Ты знаешь, чей это лимузин? Это старика Пальмиери, того самого, покровителя балета. Как думаешь, из этого можно сочинить материал?
Катрин улыбнулась и отправилась к себе в кабинет.
Вечер понедельника тоже порадовал прекрасной погодой, хотя и был по-октябрьски прохладным. В парке клубился туман, заполняя низины и сгущаясь над мокрой от росы травой и озером. Из канализационных решеток вырывались клубы пара.
Катрин вышла на темную террасу и посмотрела вверх, на небо. Оно было звездным, яркие, неподвижные светящиеся точки горели ослепительней, чем неоновые огни города. Катрин опустила взгляд, посмотрела на парк, затем на здания Ист-Сайда. На ней был цветастый халат, явно недостаточное одеяние для такой прохладной погоды. Октябрь провел своей холодной рукой по ее спине, проник в рукава, и шелк превратился в лед.
— Катрин.
Она обернулась. У южного края террасы стоял Винсент. Вид у него был такой, что казалось — стоит ей произнести громкое слово, и он тут же растает. И тем не менее Винсент пришел. Катрин знала почему.