Красавица и Чудовище. Другая история Белль

А потом она чуть повернула голову и снова уловила какой-то звук. Опять-таки, Гастон, этот великолепный охотник, наверняка без труда обнаружил бы добычу на слух.

Вот опять.

Рядом с ней никого нет, звук идет из одного из соседних помещений. Теперь Белль отчетливо слышала приглушенные голоса и позвякивание посуды. Вздрогнув от облегчения – ведь посуда совсем не страшная, правда? – Белль пошла на звук.

Она старалась двигаться как можно тише, неловко балансируя на цыпочках.

Голоса становились громче, говорящих было несколько, и они спорили. К счастью, Чудовища среди них не было.

Белль узнала голосок миссис Поттс и высокий, чуть гнусавый голос, который слышала раньше. Дворецкий?

Она спустилась еще на пол-этажа по каменной лестнице и увидела в конце коридора открытую дверь, из которой шло тепло и доносились чудесные ароматы.

Белль крадучись подошла поближе к двери и осторожно заглянула внутрь.

Всего в нескольких футах от нее, на обеденном столе для слуг собралась самая удивительная компания, какую ей когда-либо доводилось видеть.

Заварочный чайник, каминные часы и маленький канделябр ожесточенно спорили, выгибаясь, жестикулируя – словом, вели себя как дети, не подозревающие, что за ними наблюдают.

Белль прикусила губу. Именно о таком приключении она могла бы только мечтать, если бы вдруг сошла с ума.

– Если хозяин не научится держать себя в руках, то никогда не разрушит...

Белль вежливо кашлянула.

Трое спорщиков разом умолкли и резко повернулись к ней – точно слуги в одной из пьес Мольера, пойманные за обсуждением какой-то хитроумной каверзы.

– Какое счастье лицезреть вас, мадемуазель, – проговорили часы. Именно этот голос объявлял недавно о том, что ужин подан. Часы засеменили к ней, потешно перебирая деревянными ножками, позолоченные резные украшения под циферблатом распрямились, превратившись в некое подобие рук, и часы отвесили легкий, но изящный поклон.

«Как странно, – подумала Белль. – Почему стрелки на его лице не выполняют функцию рук? Это было бы логичнее».

– Я Когсворт, мажордом.

Когсворт протянул к Белль позолоченную руку, явно примеряясь поцеловать ей пальчики.

Тут его проворно отпихнул в сторону подсвечник. У него имелось три рожка, причем средний был одновременно его телом и головой, два остальных – руками, а горящие в них свечи – ладонями.

– Это Люмьер, – проворчали часы и сердито фыркнули.

– Enchante, та cherie [Очарован, дорогая (фр.)], – проговорил Люмьер, целуя тыльную сторону ее ладони. На миг кожу Белль легонько обожгло, как будто из камина вылетел уголек и упал ей на руку.

Подсвечник обернулся и торжествующе поглядел на часы. Когсворт определенно счел это непростительной наглостью и попытался отпихнуть Люмьера.

Канделябр не растерялся и прижег деревянную руку Когсворта горящей ладонью-свечой.

– АЙ! – не сдержавшись, завопил мажордом.

Белль не знала, смеяться или жалеть бедолаг. Интересно, они вообще-то взрослые или дети? Или к ним эти понятия не применимы?

Часы вновь вернули себе несколько подпаленное достоинство, поправили минутную и часовую стрелки – таким жестом человек мог бы пригладить усы.

– Если мы можем каким-то образом сделать ваше пребывание у нас более комфортным... дополнительные подушки, возможно, пара тапочек...

– Вообще-то я немного проголодалась, – сказала Белль.

– Слышали, мои хорошие? – воскликнул чайник. – Она голодна! Разжигаем огонь, собираем серебро, будим фарфор!

Белль с тревогой заозиралась: отовсюду послышались шорохи, постукивания и позвякивания.

Мирно дремлющий до сего момента фарфоровый сервиз действительно просыпался, блюда очень осторожно снимались с мест, чашки подпрыгивали, выбираясь из застекленного буфета. Стоявшая у дальней стены печь, до сего момента тихо-мирно источавшая тепло, теперь принялась зевать во всю духовку, разминать черные железные руки и выпускать пар из трубы. Белль испуганно обхватила себя руками за плечи. Память услужливо подсовывала истории с очень, очень жутким концом, в которых фигурировали ведьмы и горящие печи. Баба Яга, Бензель и Гретель...

– Помните, что сказал хозяин, – строго напомнил Когсворт.

– О, что за вздор, – возразила миссис Поттс. – Я не позволю бедной девочке голодать.

– Ну, что же, раз это крайняя нужда... Стакан воды, черствый хлеб, я полагаю...

– Когсворт, ты меня удивляешь, – возмущенно воскликнул Люмьер. – Она же не пленница, она наша гостья. И мы должны оказать ей самый теплый прием.

– По правде говоря, я была твердо уверена, что являюсь пленницей, – сухо заметила Белль. Однако ее уже никто не слушал. Горшки запрыгивали на конфорки печки, приоткрывали крышки, дабы выпустить пар. Сама же печь словно сделала глубокий вдох и как будто раздулась, огонь вдруг вспыхнул ярче и загорелся веселее. Печка что-то недовольно забормотала, дескать, сначала велят закатить пир, потом отказываются есть и еда остывает...