Без какого-либо сигнала или шума волки признали поражение: вприпрыжку помчались в лес и растворились во тьме, из которой появились.
Белль посмотрела на Чудовище — теперь оно стояло на задних ногах, угрожающе рыча вслед беглецам. Волки вырвали клочья шерсти из его шкуры, и одно ухо свисало под странным углом. Вся его фигура, и без того неестественная, теперь скособочилась еще больше.
Из правой передней лапы текла кровь, и у ног Чудовища уже образовалась красная лужица.
Чудовище открыло пасть, словно хотело что-то сказать Белль…
А потом медленно, как подрубленное дерево, упало к ее ногам.
Чудовище
Белль замерла, как кролик перед удавом, глядя на развернувшуюся перед ней сцену, снова и снова проигрывая в памяти все случившееся.
Чудовище — здоровенное, уродливое, гротескное существо, которое сейчас лежит без сознания в луже собственной крови, — заточило ее отца только лишь за то, что тот «вторгся» в замок, а потом обменяло жизнь Мориса на ее собственную, как какой-то средневековый тиран. Как ни напрягай воображение, а представить его
И все же… оно спасло ее от волков.
Пошел снег.
Белль вдруг поняла, что не помнит, сколько уже простояла вот так, на холодном ветру.
Поводья Филиппа зацепились за длинную ветку дерева у края поляны, и конь нервно приплясывал на месте.
Запах волков и смерти его пугал.
Белль сморгнула с ресниц снежинки. Оцепенение, охватившее ее во время сражения с волками, постепенно проходило, и она начинала приходить в чувство — кстати говоря, ее ноги вновь обрели чувствительность, а ступни просто ломило от холода. Если она сейчас же не сдвинется с места, то просто не сможет идти и замерзнет насмерть.
Девушка медленно поднялась, потопала ногами, пытаясь хоть немного согреться. Потом заковыляла через поляну к Филиппу и, с трудом шевеля окоченевшими пальцами, распутала накрутившуюся на ветку уздечку. Бормоча что-то успокаивающее, она уговорила здоровенного коня развернуться.
Тела волков — и Чудовища — застыли безжизненными холмиками, и снег медленно покрывал их холодным покрывалом.
Белль повернулась, намереваясь уйти.
Чудовище замерзнет насмерть, если она его здесь бросит.
Оно спасло ей жизнь.
Бормоча проклятия себе под нос, она провела нервничающего Филиппа мимо волчьих туш. Вопреки опасениям Белль Филипп не шарахнулся от Чудовища, очевидно, оно пугало его меньше, чем трупы волков.
С огромным трудом — поначалу Филипп ни в какую не желал опускаться на колени в холодную снежную кашу, щедро политую кровью, — Белль все-таки удалось взгромоздить Чудовище поперек конской спины, при этом собственную спину она сильно потянула. Чтобы коснуться Чудовища, пришлось перебороть отвращение, однако вопреки опасениям его мех вовсе не смердел… зверем.
От шерсти исходил едва уловимый запах чисто вычищенного хлева, но она не была ни сальной, ни грязной. Девушка мимоходом подумала, умывается ли Чудовище языком, как кошка, или ныряет в водоемы на манер собаки.
Итак, что теперь делать, куда идти?
Снег повалил гуще, и Белль, поглядев на окружающий ее лес, поняла, что совершенно не представляет, где находится. Когда они столкнулись с волками, ей волей-неволей пришлось позволить Филиппу выбирать направление. Белль нахмурилась и посмотрела на небо, но звезд, разумеется, не увидела. Небо заволокло тучами, мела метель, и разглядеть какие-то привычные ориентиры не представлялось возможным.
Девушка никак не могла унять дрожь.
Мыски ее туфель отвердели и покрылись инеем — прямо как паутина, опутавшая замок. Белль почувствовала себя несчастной русской девушкой, которую зимой бросили на произвол судьбы в глубокой сибирской тайге.
Белль никогда не жаловалась на недостаток сообразительности, и сейчас ей совершенно не нравилось решение, на которое намекало все вокруг.
«А ведь я, вообще говоря, дочь волшебницы, — подумала она. — Так… может, я умею колдовать?»
Она закрыла глаза и представила тепло. Солнечные лучи в небесах, пушистые облака… снег тает…
Ничего не произошло.
Белль сжала кулаки и представила огонь. Была не была, пускай вон то дерево ЗАГОРИТСЯ!
Она открыла глаза.
Ничего.
— Я приказываю вам, ветры! — закричала она повелительным тоном. — Отнесите меня домой!
Помолчала несколько мгновений и добавила:
— Пожалуйста?
Снова ничего.
Тяжело вздохнув, она развернула Филиппа и медленно побрела обратно к замку, ориентируясь по конским следам.
Каждый шаг давался с трудом. Белль старалась не удариться в панику из-за потерявших чувствительность ступней, отгоняя подальше воспоминания о прочитанных сказках, в которых девушки замерзали насмерть в безлюдных дебрях.
«Я дочь волшебницы», — твердила она про себя, чтобы не падать духом. Вдобавок ей нравилась эта фраза. В тех видениях она видела именно мать, а ведь до сего дня в ее памяти оставались лишь полузабытое красивое лицо, любящая улыбка и ощущение того, как удобно сидеть на материнских коленях. В этих картинках, чудом уцелевших в памяти, не было ничего волшебного, только ощущение тепла, любви и потери.