Красавица и ее чудовище

Минуты текли, не желая торопиться, а тело, ослабленное ранами, все больше тяжелело. Ныли разбитые в кровь десны с переломанными клыками, распух второй, подбитый, но невырванный глаз, жутко саднили щека и шея, изодранные острыми когтями, а этот садист продолжал нависать и требовать, требовать, требовать… одно и то же. Хранители не вмешивались, отводили взгляды. Один держал на руках спящую девчонку с тремя пушистыми хвостами, а второй стоял рядом – с Грэтой и мальчиком.

Любимая и единственный сын! Оба у них в руках. Как же все-таки жестока судьба, позволившая взять в плен самых дорогих ему существ. Обычно подвижный ребенок не шевелился, будто его подменили близнецом-манекеном, лишь редкое моргание длинных ресниц говорило о том, что он живой. А Грэта… Она смотрела куда-то вниз, кусала бледные губы и… молчала.

Изредка белокрылый напоминал психически неуравновешенному товарищу, что для открытия портала им потребуется живой хозяин дома с руками и хотя бы одним органом зрения, чтобы видеть нужные символы на панели управления магическими воротами. Какое-то время это действовало, и Рагнар получал небольшую передышку перед новой порцией боли. Черное Сердце даже не пытался сопротивляться. Зачем? Их больше, и они сильней. Будь он единственной жертвой, возможно, повел бы себя иначе, дав понять своему мучителю, что не у него одного крепкие кулаки и быстрая реакция. Но… Чужаки захватили тех, кем Харон дорожил больше всего на свете и ради кого ввязался в эту печальную историю с несчастливым концом.

Пусть… пусть избивают его, пусть рвут плоть и пытаются воздействовать на разум. Силой, уговорами… пусть. Лишь бы занимались им, не трогая наследника и возлюбленную. Еще немного… каких-нибудь минут двадцать. А потом… он активирует портал, чтобы они убрались вон с его территории, но… только потом.

Смерть с неодобрением наблюдал за действиями Арацельса. Первого Хранителя словно подменили, и ему это не нравилось. Обычно выдержанный, рассудительный и весьма гуманный, он прямо на глазах превращался в настоящего монстра. И дело было даже не во внешней трансформации, придавшей ему некоторые черты ночной ипостаси, отчего человеческий облик потерял свою четкость, смешавшись с обличием зверя. Белокрылый видел перед собой жестокое, кровожадное существо, получавшее удовольствие от боли, которую оно причиняло жертве. И узнать в нем прежнего друга было сложно. Не то чтобы он жалел Харона. За нарушение Равновесия миров его следовало наказать. За похищение девушки тоже. Учитывая такие пункты в списке преступлений, можно было не только избить виноватого, но и убить, если понадобится. Смерти было плевать на судьбу этого одноглазого идиота, его пугали перемены, происходившие с Арацельсом. Вот только боялся он не его, а за него.

Что это? Окончательно сдавшие нервы, душа, нашедшая отдушину в мести, или последствия проведенного Эрой обряда? Он не знал ответа. Агрессия, необычные изменения телесной оболочки в период условного дня и неожиданно проснувшееся владение языками тех, с кем был установлен контакт. Этой способностью Хранители обладали только в боевой форме. Глядя на происходящее, четэри не мог отделаться от мысли, что переродившийся Арацельс стал чем-то вроде сплава всех трех своих ипостасей. Подобные перемены настораживали, вызывали беспокойство. Такая мощная сила, конечно, хороша, но что будет, если ее обладатель потеряет над собой контроль? А в данной ситуации, как казалось белокрылому, друг был очень близок к этой роковой черте. Впрочем… Смерть мог его понять.

Когда они с помощью загипнотизированного мальчика проникли в помещение, где находился портал, но так и не смогли заставить его работать, Первый Хранитель не проронил ни слова. Он посерел лицом и, прислонившись к каменной кладке, прикрыл глаза. Спокойный с виду, неподвижный, расслабленный… Не прошло и пары секунд, как по красно-коричневым брускам за его спиной поползли белые нити морозного инея, выдавая истинное состояние мужчины. А минутой позже, резко сорвавшись с места, он скрылся в темных коридорах, ведущих к тайной комнате под зданием Харон-сэ. Вернулся Арацельс с добычей. Перепуганная светловолосая женщина в длинном плаще мелко дрожала, не пытаясь вырваться из крепкой хватки человека. Тогда еще человека…

– Рабыня, – коротко бросил он, не глядя на своих спутников, и, отпустив блондинку, вернулся на то же место, где стоял раньше. – Такой коктейль из страха и отчаяния не почуять было невозможно, – по лицу его скользнула мрачная тень. – Мы отведем вас домой, нэоли, – сказал он на певучем наречии ее народа, услышав которое, женщина вздрогнула и перепугалась еще сильнее. А потом тихо добавил на едином: – Я лично убью этого ублюдка, как только он вернется сюда.