Красавица и генералы

Пожив у Натальи два дня, беглецы двинулись дальше. У Матвеева Кургана шли бои, пришлось поворачивать на восток, на Шахтную, где еще было тихо. Нина решила двигаться к Новочеркасску, где у нее были знакомые в отделении Русского технического общества и в военно-промышленном комитете.

По мере приближения к казачьей столице становилось теплее, азовский ветер-левант нес раннюю весну, и снег быстро сходил. Пришлось поменять сани на телегу, и во время этой сделки Нина предложила продать коня. До Новочеркасска было уже близко.

Виктор вспомнил, что старик наказывал беречь коня, но она положила ему на плечо руку, заглянула в глаза, сказала, что он единственный на свете, кто не бросил ее, и она сумеет быть благодарной, но нужна еще одна жертва, ведь у них нет денег для Новочеркасска, уступи мне, Витюша, будь смелым и благородным, какой ты есть...

Дорога действовала на Нину бодряще, пробуждала от прежней спячки, и, несмотря на отсутствие денег и пустые агудала, Нина вновь чувствовала себя богатой женщиной. Ее лицо загорело на зимнем воздухе, губы пошерхли и чуть потрескались. Улыбаясь, она трогала пальцами губы и потом смотрела на пальцы, не видно ли крови, и снова улыбалась.

Новочеркасск! Наконец-то он рядом, город атамана Платова, который она помнила с детских лет!

Много в России городов, и великих, и малых, и державных, и купеческих, и шумных, и тихих. Среди них Новочеркасск не выделяется величием, но зато и нет на юге второго, подобного ему, города, где бы еще жила недавняя военная слава. Всего у него хватает. И храмами он богат, и театрами, и музеями, и банками, и торговлей.

Вот уже открылся затянутый утренним туманом Новочеркасск!

Подвода с залепленными густой грязью колесами медленно катилась по раскисшей дороге. Казак-возчик шел рядом и, прищурившись, вглядывался в белесую пелену.

- Не видать собора, - вымолвил он, ни на кого не глядя. - Не в добрый час въезжаете.

Нина как будто не расслышала. Она смотрела с нетерпением на медленно приближающийся каменный мост через Западенскую балку, темнеющую внизу голыми сырыми деревьями, за которой начинался город. Запах каменноугольного дыма, доносившийся с вокзала, будоражил ее.

Вот и мост, и Александровские триумфальные ворота с двумя мокрыми гениями наверху, знаменами и пушками. Улица по-прежнему вся в тумане, по обе стороны видны заборы, маленькие салочки с вишнями и сиренью. Скрипит телега, размеренно движутся забрызганные грязью ноги лошади. Улица поднимается и поднимается в гору, минует Западенский базар, где смутно белеет Михайловский собор, ползет и ползет дальше, открывая теперь уже и каменные высокие дома, и гармонию прочной жизни.

На Дворцовой площади в Атаманском сквере напротив дома наказного атамана можно разглядеть памятник Платову, в левой руке булава, он указывает ею на запад, откуда бежали Нина и Виктор.

Фырчит автомобильный мотор, и резкий звук клаксона врезается в туманную тишину. Кто-то проехал мимо. За автомобилем застучали копытами верховые лошади. Звякнули трензеля, пролетел запах конского пота и дегтя. Атаманский город!

Возница собрался свернуть на Московскую, но Нина велела ехать до Никольской площади, и город снова стал открываться из-под пелены по мере подъема.

Еще один памятник - дикая скала в два человеческих роста, а на ней лежит чугунная бурка, мохнатая громадная папаха и черный чугунный значок, на котором высечена Адамова голова и надпись: "Чаю воскресение из мертвых и жизни будущего века. Аминь".

За памятником атаману Бакланову, блестя шестью золотыми куполами, стоял громадный, вытесанный из дикого желтоватого камня войсковой собор.

Возница перекрестился и, повернувшись к Нине, сказал, что она наперекор туману увидела-таки главный собор.

Возле дверей стоял большой автомобиль и несколько оседланных лошадей. Зеленые крашеные двери были открыты, Нина и Виктор вошли в собор и остановились, услышав чтение отходной молитвы, и перекрестились. Возле алтаря стояли шесть открытых гробов. Рядом с ними, опустив обнаженные головы, слушали священника казачьи офицеры, среди которых заметнее других был высокий полный генерал. Нина узнала войскового атамана Каледина, пришедшего проститься с павшими юнкерами. Когда-то в годы ее детства он был начальником юнкерского училища.

Священник закончил молитву и положил белые венчики на лбы убитых. Музыканты на хорах заиграли печальный тягучий "Коль славен наш Господь в Сионе...".

Нина подошла ближе, вглядываясь в лица заснувших вечным сном юношей, и под влиянием молитвы и музыки ей вспомнился Петр Григоров, ее муж, которого она не успела полюбить при жизни. У него могло быть в смертную минуту такое же спокойное, чуть улыбающееся лицо, как у лежавшего в первом гробу русого юноши, но могло быть и пробитое, с черной застывшей кровью, как у лежавшего во втором гробу. Нина заплакала над этими горестными открытыми гробами, оплакивая павших и вознося Богу молитву об укреплении для борьбы ее души.