Красавица и нападающий (ЛП)

Я могу проголодаться. Меня может мучить жажда. Но я не стану писать в свою чертову раковину.

Пайпер оторвалась от телефона, когда я захлопнул за собой дверь ванной.

– О, мне следовало упомянуть об этом. Ты нажимаешь на маленькую кнопку…

– Нет, – я ткнул в нее дрожащим от ярости пальцем. – Нет. Никакой кнопки. Никакого замка. Никто не отнимает у мужчины ванную комнату. Я не религиозен, но даже я распознаю богохульство, когда вижу его.

– Прости, что... свергла тебя с престола.

Эта женщина. Она любила каждую секунду моих мучений.

Я застонал.

– Они все такие?

– Они заключили сделку с BOGO.

– Великолепно. Так мне нужно видеть расходы по своей кредитной карте?

Пайпер загудела.

– Я бы заплатила за это, но ты меня уволил…

Туше.

Я бросился к двери.

– Куда ты идешь?– спросила Пайпер.

– Наружу.

– Зачем?

– Хрен догадаешься.

Я протопал в свой сад и сорвал лиственный и скромный куст. Почему-то писать в одиночестве, в темноте, тишине и на улице было лучшей чертовой частью моего дня.

После этого мне стало лучше, но руки все еще дрожали. Сердитый. Измученный. Несостоявшийся.

Ночной воздух успокаивал меня. Но не сейчас. Не на некоторое время. Никогда не было так трудно оправиться от игры и усмирить свой характер.

Было небезопасно приносить игру с собой домой, относиться к ней как к жизни, а не к работе, но худшие части меня переносились с кровью в лучшие, с каждым синяком, царапиной и ударом на поле.

Граница между Коулом Хоторном и Чудовищем исчезала. Ярость была достаточно опасна на поле. Я никогда не хотел Чудовища в моем доме.

Но как мне от него избавиться?

Я вошел внутрь только после того, когда голова стала раскалываться от усталости. Пайпер остановила меня, прежде чем я поднялся по лестнице в спальню.

– Вот.

Она протянула мне бутылку воды и сэндвич с ветчиной и сыром на тарелке с крошечной горсткой чипсов. Я мог бы съесть целый мешок, когда мне хотелось чем-нибудь похрустеть. Десять маленьких чипсов – это шутка.

– Я подумала, ты проголодался, – сказала она. Я взял ее, но промолчал. – Я видела игру. Ты, наверное, расстроен.

Мягко сказано.

– Я знаю, что тебе будет неудобно с другим человеком, не говоря уже о малышке. Я дразнила тебя раньше, но... – она встретилась со мной взглядом. – Спасибо за щедрость. Для меня очень много значит, что ты готов разделить свой дом.

Я кивнул, поставив ногу на ступеньку.

– Ты знаешь, что ты не чудовище, как все говорят.

Ее слова задели меня, как плеть, сделанная из провода под напряжением.

Это был первый и единственный раз, когда кто-то так ласково заговорил со мной.

Я не ответил. Я редко выказывал благодарность, когда не терял дар речи. Эта красивая, умная, энергичная женщина думала, что я добрый?

Она не знала, что была единственным человеком, с которым я разговаривал, спорил или даже был рядом в течение нескольких месяцев, кроме моих товарищей по команде. Я никогда никому не позволял вторгаться в мою собственность, и никто никогда не был приглашен в мой дом. Черт, в межсезонье я целыми днями не разговаривал ни с одной живой душой.

И все же она была здесь.

В моем доме. Моей тишине. Моей жизни.

Она сделала мне бутерброд, потому что это была обычная вежливость, но никто никогда не был так сострадателен ко мне раньше. Мой гнев разрушился. Мое зрение очистилось от этого недоверчивого, ослепляющего ореола ярости. Я мог дышать, видеть, идти в свою комнату, не разбивая тарелку о стену только для того, чтобы уничтожить что-то.

Я остановился наверху лестницы, но повернул на восток, а не на запад, чтобы посмотреть, что еще сделала Пайпер. Она взяла белую комнату для себя: мягкое пространство было заполнено женственной и прекрасной постелью.

А для малышки?

Я толкнул дверь.

Роуз спала в розовой комнате – все было идеально, светло и так прекрасно, как того заслуживает принцесса.

Ее кроватка была сломана, представляя собой какую-то хрупкую вещь, которая, казалось, все еще успокаивала ее в спокойном сне. Малышка устроилась рядом с плюшевым кроликом и свернулась калачиком под розовым одеялом.

Абсолютно довольная. С легкой мечтающей улыбкой.

Я стиснул зубы. Ей понадобится новая кроватка. Кроватка получше. Ее мебель была недостаточно хороша, ни для моего дома, ни для милой малышки, спящей так невинно под моей крышей.

Гнев улетучился, сменившись усталостью.

Нет.

Чем-то другим. Чем-то новым.

Удовлетворенностью?

Это не имело смысла, и я не понимал этого сегодня вечером.

Я оставил ребенка спать и рухнул в своей комнате, голова кружилась, сердце колотилось, а душа была в полном смятении. Этот покой, который я чувствовал, никогда не заражал меня прежде. У меня не было защиты от такого чувства – как я должен был бороться со спокойствием, которое украло мой характер и заменило его чувством…

Впустить Пайпер и ребенка в мой дом, возможно, было худшим решением в моей жизни.

Или, может быть, именно они спасут его.

Глава 11

Коул

Мне приснилась Пайпер. Это значит, что я не просто проснулся с переломанным и разбитым телом. Также у меня был неудобный стояк.