Красавица из Луизианы

Легалик был опытным, внимательным и веселым любовником. У него были полные, нежные и теплые губы. Он взасос целовал Батистину, не отрывался от ее рта, посмеивался и покусывал ей губы, ушки и грудь. Батистина вспомнила вкус соленого поцелуя на юте. Она вся напряглась и подалась навстречу партнеру, ни на минуту не переставая ласкать его трепещущее от желания тело, расстегивала пуговицы, раздвигала рубашку… Она уткнулась носом в волосатую мужскую грудь. Легалик тоже зарылся лицом в золотистую копну волос и вдыхал пьянящий запах Батистины. Вдруг он вскочил и принялся торопливо срывать с себя одежду. Тело Батистины призывало его. Он неистово, почти грубо овладел ею. К своему великому удивлению, Батистина не почувствовала боли, а только испытала удовольствие. Легалик шептал Батистине на ухо страстные слова любви, она отвечала ему тем же. Он заглушал поцелуями стоны, которые могли бы перебудить всю команду.

На рассвете Батистина проснулась в каюте одна. Измятые простыни и разбросанные по полу любовным ураганом подушки напомнили ей о ночном приключении. Батистина потянулась всем телом, по своему обыкновению. В глубине души она сознавала, что обожает заниматься любовью, но один маленький пустячок заставил ее задуматься: конечно, она получила большое удовольствие этой ночью, но и только Ничего похожего на то сказочное блаженство, которое она испытала в объятиях Флориса! Даже сравнивать нечего!

— Должно быть, это все потому, что тогда была гроза! — сделала вывод Батистина. Она пожала плечами и подумала, что наилучшим выходом из положения было бы продолжить опыты при малейшей возможности, причем как можно чаще. Она разбудила Жоржа-Альбера, который не без труда вышел из оцепенения. Батистина оделась и отправилась в кают-компанию.

Жизнь вновь закипела на борту корабля. Все пассажиры, немного бледные и смущенные, встретились за столом. Легкий ветерок опять раздувал паруса, но не причинял никому неприятностей. Мужчины долго шутили по поводу того, что им пришлось «выбросить за борт лисицу», что на изысканном языке означало нас выворачивало наизнанку… Батистина была весела, как птичка. Неожиданно она заметила, что господин д’Обинье смотрит на нее с нескрываемым презрением и досадой. Она не придала этому никакого значения.

Караван прошел вдоль берегов Испании и повернул в открытое море. Корабли постепенно приближались к тем широтам, где дуют пассаты. Для Батистины настали чудесные дни, наполненные приятными неожиданностями. Они с Легаликом вели бесконечную возбуждающе-любовную игру.

— Не желаете ли взглянуть в подзорную трубу? Вот там резвится стая дельфинов, — церемонно предложил Легалик.

— С удовольствием, сударь. О, какие забавные! И милые! Они, кажется, следуют за кораблем! — со смехом воскликнула Батистина.

— Именно так, мадемуазель. У вас очень острое зрение, — утвердительно закивал головой помощник капитана и отвернулся, чтобы отдать какой-то приказ расположившимся на юте матросам.

Батистина и Легалик вели себя на людях сдержанно, почти холодно, но это заставляло их хмелеть от любовных ласк еще сильнее. Батистина отсыпалась днем и бодрствовала ночью. Она только розовела и расцветала, как цветок, от такого образа жизни, но дела бедняги Легалика обстояли не так блестяще: он бледнел и худел на глазах, не смыкая глаз ни днем, ни ночью. При свете луны помощник капитана проскальзывал в каюту Батистины, едва заканчивал вахту. Как опытный соблазнитель юных девушек, умеющий обмануть бдительную дуэнью, он усыплял Жоржа-Альбера при помощи малаги, добытой из личных запасов капитана Робино. Не без беспокойства и угрызений совести смотрел Легалик на то, как неумолимо пустеет заметная бочечка с драгоценным напитком, но любовь была превыше всего.

Между Батистиной и Легаликом установились странные отношения. Любовники почти ничего не знали друг о друге. Они боялись произвести шум и разбудить пассажиров и молча предавались любви. Их связывала только слепая страсть, жажда обладания друг другом. Батистине все больше и больше нравились их молчаливые объятия. Жизнь на борту корабля приводила ее в неописуемый восторг. Если она изредка и вспоминала Флориса с острой тоской, то тут же гнала из памяти это воспоминание, неистово, с какой-то звериной ненасытностью отдаваясь Легалику. Иногда моряк шептал ей слова любви или как безумец повторял ее имя:

— Батистина… Батистина… Моя красавица… Красавица из Луизианы… Это вы, моя дорогая! Вы — истинная красавица!

А Батистина в ответ лишь без устали предлагала свое чудесное атласное тело, выставляя его напоказ с бесстыдством и жаром молодой лани.

Днем на палубе Легалик вел себя с Батистиной столь почтительно и холодно, что она забывала о том, что он — ее любовник, но когда опускалась ночь, она начинала дрожать от нетерпения и желания в предчувствии волшебных минут.