Красавицы не умирают

Об этом разговоре мы знаем из «Дамы с камелиями». Ибо это роман-исповедь. В нем Дюма рассказал историю любви и потери обожаемой женщины. Мари Дюплесси получила имя Маргариты Готье. Начальные буквы имени главного героя — Арман Дюваль — соответствуют соб­ственным инициалам автора.

—    Значит, вы в меня влюбились? Скажите об этом прямо — так намного проще.

—      Возможно, но если я и скажу вам об этом когда-нибудь, это будет не сегодня.

—      Будет лучше, если вы вообще не станете этого го­ворить.

—      Почему же?

—      Потому, что тогда могут случиться только две ве­щи... Если я не приму вашу любовь, вы затаите на меня злобу; если же приму, вы получите плохую любовницу — нервную, больную, печальную женщину, а если и веселую, то это веселье хуже горя; вы получите женщину, которая харкает кровью и тратит сотню тысяч франков в год. Все это хорошо для богатого старика вроде герцога (в «Даме с камелиями» граф Штакельберг изображен под именем герцога де Мориака. — Л.Т.), но совсем не годится для такого молодого человека, как вы. И вот доказательство моей правоты: все молодые любовники очень быстро по­кидали меня».

...В тот вечер Александр остался у Мари Дюплесси. Часы мадам Помпадур принялись отсчитывать первые мгновенья романа, длившегося год.

Александр Дюма был самым бедным и ничем не зна­менитым из длинной вереницы любовников «дамы с каме­лиями». Но, против привычки смотреть на своих обладате­лей как на источник материальных благ, Мари угадала в нем душу, способную подняться до уважения к ней, пад­шей женщине.

Самолюбие Мари, про которую говорили, что она облагородила порок, всегда страдало, угадывая в собственных любовниках более или менее скрытое презрение к себе.

Аде — так она называла Александра по его инициа­лам — был иным. Он, рожденный белошвейкой, потерявшей добродетель во время лесной прогулки с его от­цом, жалея мать, вместе с нею жалел всех женщин, от­вергнутых или порицаемых обществом. Мари, как и его мать, была из той отнюдь не малочисленной армии жен­щин, все несчастья которых имели источником два слова: соблазненная и покинутая.

Искренность, теплоту и действительное, а не лицемер­ное сострадание своей уязвленной душой Мари отлично чувствовала. Он казался ей милым, симпатичным. И хотя все слова любви ей прискучили, когда их говорил этот здоровяк с блестящими глазами, полудрема в ее сердце вытеснялась благодарным и позабыто волнующим чув­ством.

Дюма, несмотря на откровенные предупреждения своей подруги, влюблялся в нее все больше и больше. «Эта смесь веселости, печали, искренности, продажности и даже болезнь, которая развила в ней не только повышенную раздражительность, но и повышенную чувственность, воз­буждали страстное желание обладать ею...»

Он гордился своею любовницей, и прежде всего перед отцом, весьма искушенным в вопросах женской красоты.

Вот как описывает Дюма-отец свое знакомство с по­другой сына:

«Я шел по коридору, когда дверь одной из лож бенуа­ра отворилась, и я почувствовал, что меня хватают за фал­ды фрака. Оборачиваюсь. Вижу — Александр.

—    Ах, это ты! Здравствуй, голубчик!

—    Войдите в ложу, господин отец.

—    Ты не один?

—     Вот именно. Закрой глаза, а теперь просунь голову в щелку, не бойся, ничего худого с тобой не случится.

И действительно, не успел я закрыть глаза и просу­нуть голову в дверь, как к моим губам прижались чьи-то трепещущие, лихорадочно горячие губы. Я открыл глаза.

В ложе была прелестная молодая женщина лет двадцати-двадцати двух. Она-то и наградила меня этой отнюдь не дочерней лаской. Я узнал ее, так как до этого видел несколько раз в ложах авансцены. Это была Мари Дюплесси, дама с камелиями...

В этот день я в первый раз целовал Мари Дюплесси. В тот день я видел ее в последний раз».

И этот взгляд был пристальным и нежным. Благодаря ему до нас дошел словесный портрет двадцатилетней «дамы с камелиями», написанный творцом «д'Артаньяна» и «Графа Монтекристо».

«Она была высокой, очень изящной брюнеткой с бело-розовой кожей. Голова у нее была маленькая, глаза мин­далевидные, словно подведенные эмалью, что делало ее похожей на японку, но они всегда искрились жизнью. Ее губы были краснее вишни, а зубы — во всем мире не сыскать таких прелестных. Вся она напоминала статуэтку из саксонского фарфора».

Примечательно, что даже женщины, чья оценка часто бывает беспощадной, с неменьшим восторгом описывали внешность Мари. «Она обладала несравненным обаяни­ем, — писала примадонна театра «Варьете». — Она была очень изящна, почти худа, но при этом удивительно гра­циозна... она имела ангельский овал лица; ее темные глаза выражали ласкающую томность; цвет лица ее был ослепи­тельным. Но самым замечательным в ней были ее волосы. О эти восхитительные, шелковистые, темные волосы!»

Мари тщательно оберегала свою красоту. Мало того, она приумножала ее врожденным вкусом, умением оде­ваться. Ничего вульгарного, вызывающего, ничего лишне­го, что обычно выдавало дам полусвета.