Красив. Богат. Женат

Руки Арсения Рустамовича тем временем продолжают мылить мое тело. Бедра, живот, ребра, грудь.

Сжимает полушария ладонями, задевает кончиками пальцев соски.

Внутри все стонет и плачет, а по ногам разливается предательское тепло.

У него самого эрекция, она бьет поясницу током, но у меня еще болит… я пока не хочу.

Закончив мылить меня, он обмывает нас обоих теплой водой. Потом мы молча одеваемся и выходим из дома.

Скорее всего, сюда я больше не вернусь. Почему-то мне кажется, Кравцов жалеет, что привез меня сюда. Именно поэтому и передумал ждать до утра.

Заводит машину и кивком головы велит мне садиться, а сам отходит в сторону ответить на входящий звонок.

Скользнув в прохладный салон, всматриваюсь в темноту через стекло.

Это она звонит. Я сердцем чувствую, что он говорит с ней. Обернувшись, бросает в мою сторону короткий взгляд и продолжает разговор.

Тяжело вздохнув, откидываюсь на спинку сидения.

А что ты хотела, Марин?.. Быть любовницей женатого мужчины – это всегда быть в тени, быть второй после нее. Ждать, когда он найдет для тебя часок, довольствоваться крохами с чужого стола.

Господи… во что я ввязалась?..

Закончив разговор, он прячет телефон в кармане куртки и стремительным шагом идет к машине.

- Едем?..

Настраивает радиоволну, прибавляет температуру салона и включает подогрев сидений.

Он сейчас мне как нельзя кстати. Между ног неприятно тянет и саднит. И даже, кажется, немного кровит.

Летим по трассе со значительным превышением скорости. Мне совсем не страшно, я очень хочу спать, потому что на часах уже три часа ночи.

И еще у меня совершенно не осталось сил. Чувствуя физическое и моральное опустошение, мечтаю поскорее обнять свою подушку.

- Малыш… ну, ты чего? Больно?.. - спрашивает Кравцов, когда мы пересекаем черту города, и машина значительно снижает скорость.

- Все хорошо, Арсений Рустамович, я просто устала.

Тишина длится несколько минут, после чего я снова слышу его тихий подхриповатый голос.

- Жалеешь?

- Нет, - отвечаю сразу и поворачиваю к нему голову, - а вы?

- Жалею.

В сердце приходится болезненный укол, горло мгновенно перехватывает.

- Я начал жалеть до того, как это случилось, Марина… И, наверное, буду жалеть всегда.

- Зачем тогда приехали за мной?

- Хороший вопрос, - бормочет он, прикуривая сигарету.

Дальнейших пояснений не следует. Выдыхая дым в приоткрытое окно, он удерживает руль одной рукой.

Я смотрю на его профиль. Жесткие губы, крепкий подбородок, нос с небольшой горбинкой, сведенные к переносице брови и неожиданно длинные ресницы. И понимаю, что пропала навсегда.

Этот мужчина забрал себе мои сердце, душу и невинность. Он сделает меня несчастной и, возможно, переломает мою жизнь в щепки.

Но винить, кроме себя, некого. Я сама разрешила ему со мной поиграть.

Через сорок минут машина въезжает во двор моего дома. За все это время Кравцов не сказал мне ни слова.

- Спокойной ночи, - говорю я, открывая дверь.

- Подожди.

Оглядываюсь и тут же чувствую, как его рука обхватывает мой затылок, а еще через мгновение он прижимается ко мне губами.

Целует мягко, даже нежно. Я отвечаю.

В его поцелуе больше нет нетерпеливой жадности и голодной страсти. Зверь насытился, устал и хочет к жене.

Сама прерываю поцелуй и пытаюсь выбраться из его объятий.

- Поздно уже, Арсений Рустамович… мне пора.

- Мариш… - окликает, когда моя правая нога касается асфальта.

- М?..

- Не звони мне, о’кей? Я сам тебя наберу.

- Хорошо.

Не знаю, как я доношу чашу своего разочарования до дома и умудряюсь по дороге не расплескать ни капли.

Я очень сильная.

Однако наедине с самой собой не захлебнуться горечью почти нереально, поэтому я решаю разбавить ее белым полусухим.

Вынимаю из шкафа оставшуюся после посиделок с девочками початую бутылку вина и наполняю бокал до краев. Выпиваю залпом, не морщась.

Опираясь ладонями в столешницу, жду, когда в желудке потеплеет, и допиваю остатки.

С дебютом, Мариш!

Потом сразу ложусь спать. Отрубаюсь на час, а проснувшись, до утра пялюсь в потолок. Пытаюсь думать объективно, без эмоциональной составляющей и прихожу к препаршивым выводам.

Я мразь. Он тоже. С разницей лишь в том, что я еще и тряпка.

Мне было очень хорошо с ним. Мне понравилось, несмотря на то, что было больно. Я будто горела в его руках, чувствовала себя слабой и послушной и получала от этого неземное наслаждение.

Но я не хочу повторения. И в то же время знаю, что встречусь с ним снова.

Нырнув рукой под одеяло, касаюсь себя через ластовицу трусиков. Неприятно. Там словно все раздражено и воспалено, но память тела нивелирует эти ощущения короткой сладкой судорогой. Судорожно стискиваю колени.

Он так трогал меня! И так смотрел!..

Ой, мама…

Утопив лицо в подушке, накрываюсь одеялом с головой.

На следующий день я просыпаюсь поздно, от звонка мамы. Мне кажется, она чувствует, что происходит со мной. Чувствует и сильно волнуется.

Я стараюсь придать голосу легкости, пытаюсь болтать на отвлеченные темы, но суть разговора постоянно ускользает от меня.

Желание отключиться почти невыносимо.