Красивая ложь

— Что ты скажешь, если я вызову машину и тебя отвезут к твоим родителям? — Гарриман потянулся к стоявшему рядом с ним телефону. — Ты немного отдохнешь. А я разберусь с полицией. Через неделю тебе будет казаться, что течение твоей привычной жизни ничто и не нарушало.

Я посмотрела на адвоката. Он мог бы выполнить свое обещание. У него был такой вид, словно любая проблема испаряется сама собой под его гипнотизирующим жестким взглядом. Каким образом он этого добивался, — не ваша забота. Не спрашивай и наслаждайся результатом.

— Нет, — ответила я. — Я поеду на метро.

— Не будь глупышкой, Ридли, — сказал Гарриман, снимая трубку.

— Но я не хочу. Мне надо все обдумать.

Он задержал трубку в руке, скептически глядя на меня.

— Но ты поедешь к Грейс и Бену?

Я кивнула.

— Куда же еще? Мне нужен перерыв. Ты сам так сказал.

Гарриман положил трубку и встал.

— Моим родителям не следует знать о том, что случилось, Алекс, — сказала я. — Еще не время. Я их просто напугаю.

— Желание клиента — закон для адвоката, детка. Все, что мы обсуждали здесь, останется между нами. Ты правильно сделала, что пришла сюда. Твой дядя Макс хотел, чтобы ты всегда была надежно защищена, понимаешь?

Я кивнула, повернулась и пожала руку, которую он мне протянул.

— Благодарю тебя, Алекс.

* * *

Я не очень хороший водитель. Это можно объяснить тем, что мой опыт не измеряется десятилетиями, а еще тем, что я недостаточно сосредоточена на дороге. Еще подростком я попадала в аварии. Всегда по собственной вине. К счастью, они не были серьезными. Мой отец всегда говорил: «О, Ридли, ты когда-нибудь научишься возвращаться домой, не ударив никого на дороге?» Лимит страховки иссяк, счета за ремонт были впечатляющими. Но больше всего мои родители беспокоились о том, чтобы мелкие аварии не завершились однажды печальным исходом. Любое ограждение служило им напоминанием о том, какой опасности я подвергаю свою жизнь за рулем. Кроме того, автомобиль был символом независимости, а значит, олицетворял для них потерю контроля над своим ребенком.

В Вест-Виллидж я взяла напрокат черный джип «Гранд Чероки» (невероятно дорогой) и отправилась на нем в город. Я ползла мимо многочисленных строительных площадок (которые, наверное, наблюдаю уже лет пятнадцать), а потом выехала на мост Джорджа Вашингтона. Я направлялась в Джерси, но не к родителям, как обещала Алексу. Нет, теперь я не могла себе этого позволить. Больше не могло быть и речи о возвращении домой.

Я не частный детектив, как некоторые. Я писатель. Это значит, что я знакома с огромным количеством людей, что я слежу за их судьбами, помню их истории. Я умела вызывать неразговорчивых людей на откровенность. После встречи с Александром Гарриманом я вернулась домой и села на софу с огромной чашкой кофе в руках, глядя в окно на стену и темные окна противоположного дома. Я начала еще раз прокручивать в памяти свою историю. Я стала задавать себе те вопросы, которые обычно приходят мне в голову, когда я пишу очередную статью. Если бы я читала это как рассказ, что бы я захотела узнать в первую очередь? Какие вопросы остались без ответа?

У меня не было намерения возвращаться домой к моим родителям и притворяться, что в моей жизни ничего не изменилось. Этот сценарий был уже неосуществим с тех самых пор, как я решилась на встречу с Кристианом Луной. Возвращение к старой жизни было невозможно, поэтому мне ничего не оставалось делать, как только двигаться вперед.

Я чувствовала себя необыкновенно спокойной. Я вспомнила, как психолог, с которым я встречалась после смерти Макса (мои родители решили, что нам стоит пройти курс психотерапии), сказала, что печаль нельзя представить в виде прямой линии. Процесс исцеления всегда проходит медленно, и траектория его напоминает зигзаг: человек постоянно возвращается к прошлому, а потом усилием воли заставляет себя идти вперед. Наше сознание отказывается принимать потерю, траур, поэтому нам требуется время для преодоления. Я не могла бы утверждать, что я погружена в печаль, но и повода для веселья у меня не было. Кристиан Луна, человек, который считал себя моим отцом, застрелен. Джейк оказался лжецом. Я сама не могла бы с уверенностью сказать, что знаю свое место в жизни. Единственное, что мне удалось на этом этапе, — это абстрагироваться от происходящего и воспринимать случившееся как историю, которую мне предстоит закончить. Таким образом мой страх исчезал, и я снова обретала способность мыслить адекватно.