Если бы он отказался от своих убеждений и у них начался роман, его жизнь, возможно, стала бы проще. Но как долго это может продлиться? Весьма вероятно, все закончится после одной-двух ночей. И все вернется на круги своя.
— Ты упомянула о секретах своей семьи, — произнес Коннер. — Что это за тайны?
— Не верю, что тебе это интересно.
— Не увиливай. Меня интересует все, что связано с тобой. Вчера я искал сведения о тебе в Интернете, но не нашел ничего, кроме твоих статей. Я хочу узнать тебя как женщину, а не как журналистку.
Николь заерзала на сиденье и внимательно посмотрела на него:
— А вот это уже интересует меня. И что же ты хочешь узнать?
— Все. Можешь начать с семьи.
— Здесь нет ничего особенного. Никаких мрачных тайн. Просто ложь и отчаяние. Обстановка дома была невыносимой. Мама впадала в тяжелые затяжные депрессии. Ей прописывали сильнодействующие лекарства. Сначала она их пила, потом отказалась. При этом в семье запрещалось обсуждать то, что с ней происходит. Ее депрессии мы скрывали от отца. Мама считала, что это всего лишь «моменты грусти». Так она их называла…
— А отец? — спросил Коннер.
— Папа много работал и ничего не знал. Хотя, вероятно, догадывался, но молчал. — Николь посмотрела в окно. — Когда я была маленькой, папа часто уезжал в командировки. Его отсутствие только усугубляло мамино состояние.
Коннер помолчал, прежде чем задать следующий вопрос:
— Она когда-нибудь пыталась покончить с собой?
Николь закрыла глаза:
— Один раз. Мне было четырнадцать лет. После этого случая отец отказался от командировок, и к нам переехала мамина сестра. Чтобы следить за матерью.
— Это помогло?
— Да, ей стало лучше. — Николь повернулась к Коннеру. — Видишь, ничего интересного. Никаких драк и семейных ссор.
— Хорошо, что вы не ругались. Но все же такая ситуация травмирует детскую психику. Кто первым понял, что мама хотела убить себя?
— Я, — призналась Николь. — Я думала, она спит. Хотела разбудить ее, но мама не просыпалась. Я позвонила отцу на работу. Он вызвал службу спасения, а я так и осталась сидеть на полу и держать маму за руку. Мне было очень страшно.
Коннер хотел успокоить Николь. Он положил руку на плечо женщины и прижал ее к себе:
— Извини, что заставил тебя рассказать все это.
— Спасибо, что выслушал. Мы с отцом много говорили об этом. — Она посмотрела Коннеру в глаза. — Тогда стало ясно, что, если бы мы ничего не скрывали от папы, все могло бы быть по-другому. Близкие люди должны быть честными друг с другом. Возможно, именно в тот момент я решила стать журналистом и писать только правду. Надеюсь, мои статьи кого-нибудь спасут.
Коннер вспомнил журналиста, который написал о второй семье отца. К сожалению, это тоже была правда. Но вряд ли эта правда помогла ему, Джейн или матери. Статья открыла им глаза, но кто просил об этом того парня?
— Я рад, что ты нашла профессию по душе.
Коннер действительно был рад за Николь. Хотя понимал, что именно ее профессия стоит между ними.
Машина остановилась напротив дома Николь.
— Спасибо, — поблагодарила она Рэнделла.
Коннер взял ее за запястье:
— Я старался не думать о тебе. Не вышло, — признался он.
— У меня тоже, — ответила Николь.
Коннер улыбнулся:
— Я хотел бы вернуться к переговорам. Не думаю, что смогу заснуть этой ночью, если мы ни о чем не договоримся. — Николь закусила губу, и он наклонился к ней. — Прекрати кусать губы. Или позволь мне кусать их за тебя.
— Мы можем подняться ко мне, — предложила Николь. — Как ни удобно в твоей машине, дома как-то уютнее.
— С радостью, — согласился Коннер.
Рэнделл вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Сначала вышла Николь, за ней — Коннер.
— Рэнделл, можешь ехать домой — распорядился он.
— Не поняла, — удивилась Николь, подходя к подъезду. — На чем ты собираешься возвращаться?
— Допустим, на такси, — ответил Коннер со своей фирменной ухмылкой.
Они поднялись пешком на третий этаж. Открыв дверь своей квартиры, Николь на секунду замешкалась. Он понял, в чем дело. Если она впустит его к себе, это выведет их отношения на другой уровень.
В первый раз они будут по-настоящему одни. Не на вечере в особняке, не у него в офисе, не дома у Джейн, а в квартире Николь.
Молодая женщина считала, что из всех мужчин, которых она впускала в свой дом, Коннер был самым опасным. Связь с ним на одну ночь могла причинить ей сильную боль. Но винить в этом она должна была только саму себя. Это она ждала от него большего.
Николь пыталась объяснить это химической реакцией, но химия пробуждает лишь физическое желание. Дело было в той глубине, которую она ощутила в Коннере. Николь не сомневалась, что его внутренний мир сложнее и богаче, чем ей казалось поначалу. И ей подсознательно хотелось познать мужчину до конца.
Николь жестом пригласила Коннера войти. Ее квартира была немаленькой по меркам Нью-Йорка, но все же не такой просторной, как пентхаус Джейн. Когда Коннер вошел, она заперла дверь и положила ключи на столик в коридоре.
— Будь как дома, — предложила Николь. — На сегодня с меня хватит вина, поэтому предлагаю кофе.
— Кофе — это прекрасно, — обрадовался он.