Красивая, но одинокая

— Гостиная там. Можешь подождать меня на диване. Тебе сливки или сахар?

— И то и другое.

Николь прошла в кухню. Ей нужно было собраться с мыслями и решить, что она хочет узнать о Коннере и что готова рассказать ему о себе. История ее детства успокоила его, может быть, даже расположила к ней. Раз так, есть смысл ничего не утаивать. Николь задумалась. Не легче ли стать его любовницей? Трудно будет выложить всю правду о себе.

Две недели назад Николь наконец купила кофемашину. Теперь она могла готовить кофе в любое время дня и ночи, меняя, по желанию, его крепость и вкус. Уиллоу как-то назвала подругу кофейной наркоманкой.

Николь налила кофе в две чашки с надписью «Я люблю Нью-Йорк» — сувениры, купленные еще в студенческие времена. Она поставила чашки на старинный бабушкин поднос, рядом поместила сахарницу и кувшинчик со сливками, положила ложки с салфетками и понесла поднос в гостиную.

Николь ожидала увидеть Коннера вальяжно развалившимся в кресле. Однако он стоял у стены, рассматривая развешанные на ней фотографии. Его внимание привлек снимок, на котором Николь была изображена с родителями на каком-то празднике. Коннер стоял молча, но она могла поклясться, что в эту минуту он прокручивает в голове услышанное.

— Не верится, правда? — спросила Николь.

— Правда, — согласился Коннер. — Твоя мама выглядит счастливой. И отец тоже.

Николь поставила поднос на кофейный столик. Если сесть на диван, Коннер обязательно сядет рядом. Поэтому она предпочла устроиться в стоящем поодаль кресле.

Добавив в чашку сливки и сахар, Коннер сделал глоток.

— Ты действительно любишь Нью-Йорк? — спросил он, прочитав надпись.

— Да, люблю. Сначала мне было страшно, но это быстро прошло. А ты?

— Не могу сказать, что сильно люблю Нью-Йорк. Но это мой город, и я в нем живу. — Коннер сел на диван и положил ногу на ногу.

С той самой секунды, когда этот человек переступил порог ее квартиры, Николь хотелось, чтобы он остался. Ей хотелось сидеть рядом с ним, целоваться и разговаривать, а затем заняться любовью на ее большой кровати. Но каким бы сильным ни было это желание, Николь не забывала и о вопросах, которые собиралась ему задать. Это профессиональный интерес или ответы нужны лично ей? Она не знала.

Николь вспомнила события этого вечера. Ей не стоило труда рассказать о своем прошлом в присутствии Джейн, Палмера и Коннера. Она прекрасно знала, что это за люди. Но что, если бы каждый из них намеревался написать об этом статью? Что, если бы ее рассказ стал достоянием всей Америки? Тогда, возможно, она говорила бы о другом. Если говорила бы вообще.

— Я понимаю, что творится в душе, когда посторонним становятся известны подробности твоей личной жизни, — сказала она. — У меня есть идея. Если ты все расскажешь мне сам, не дожидаясь вопросов, такой вариант тебя устроит?

Коннер откинулся на спинку дивана, положив руки на колени:

— Ты же сама только что сказала, что понимаешь, каково это.

— Я предлагаю другое: говори только о телешоу, а все остальное я напишу сама, сославшись на личные наблюдения. Естественно, с твоего согласия. Уверена, может получиться интересная статья.

Коннер встал, подошел к креслу Николь и нагнулся:

— И при этом ты будешь моей любовницей?

Николь вздохнула. Если она хочет получить хоть какое-то интервью, ей, судя по всему, придется согласиться.

Глава 8

Коннеру не оставалось ничего другого, кроме как пойти на ее условия. Слишком сильно было желание овладеть ею, а другого пути не было. Он прошелся по гостиной.

Вся обстановка говорила о том, что хозяйка квартиры дорожит близкими людьми. Везде были фотографии, с искренними улыбками, настоящие, не постановочные. Наверное, такой женщине можно доверять, но Коннер попросту не был готов к этому.

Чем же Николь зацепила его? Все основано на сексуальном влечении или он встретил женщину, действительно достойную внимания? Он не знал ответа и боялся ошибиться.

Убеждать себя в том, что ты неуязвим, — значит быть по-настоящему уязвимым.

Он оглянулся на Николь. Она смотрела на него и кусала нижнюю губу. Коннер и сам уже не рад был, что предложил все это, но по-другому он не мог. Слишком дорога ему была свобода. Он не желал, чтобы их отношения переросли в нечто большее. Только секс. Секс при каждой встрече.

— Ты так и не ответила, — сказал Коннер.

Николь потрясла головой. Рыжие локоны закрыли ее лицо и плечи.

— Я согласна. — Она заложила волосы за уши. — Но только при условии, что я смогу записывать наблюдения, касающиеся вашей семьи. Без этого статья неинтересна читателям. А значит, не нужна и мне.

Коннер посмотрел сначала на нее, потом на стену с фотографиями. На его лице появилась довольная ухмылка. Он своего добился. И все же торг не окончен. Нельзя допустить, чтобы Николь узнала о его семье больше, чем нужно.

— Как именно ты будешь собирать материал о моей семье? — спросил он. — В моем присутствии?

— Конечно. Теперь я буду везде сопровождать тебя. Ведь я твоя…

— Любовница, — закончил Коннер. — Ты ведь это хотела сказать?

— Определение «подруга» мне нравится больше, — парировала Николь. — Или «спутница».