Красивая, но одинокая

— Значит, ты обманываешь сама себя. Любовь — это поверхностное чувство. Когда люди теряют контроль над собой, они оправдывают это любовью. Но я не такой.

Николь не верила ни одному слову Коннера. Она заметила страх, мелькающий в его глазах. Это был именно страх, потому что такой же страх грыз ее.

Она не представляла, что готовит ей будущее. Пример ее родителей подсказывал, что любое чувство можно спасти. Родители рано поженились, и чувства вскоре угасли. Но в какой-то момент они смогли воскресить свою любовь.

— Любовь не поверхностное чувство, — возразила Николь. — Да и ты так не считаешь. Ты любишь меня, Коннер, и у тебя нет аргументов, способных меня переубедить. Так почему же ты не хочешь попробовать?

Она видела, что внутри его происходит борьба. Эмоции сменяли одна другую. В какой-то момент Николь была готова махнуть рукой и попросить Коннера забыть об этом разговоре, но она была уверена в своей правоте и все же решила довести начатое до конца.

— Я не могу, — наконец сказал Коннер. — Когда отец ушел от нас, я поклялся себе, что больше никогда и никому не позволю управлять своей жизнью. Никто и никогда больше не причинит мне такую боль и разочарование, как он.

— Но я…

— Ты не можешь знать, что ждет нас впереди. Из той давней истории я вынес одно: опасно делить свою жизнь с кем-то еще. Я научился жить один и понял, что только так могу быть тем, кто я есть. Именно поэтому я предложил тебе быть моей любовницей и никем более. Любовницей, с которой я могу заниматься сексом, когда захочу, пить вино на террасе, ходить на вечеринки, но не более того.

Его слова резали сердце Николь, как кинжал. Единственный мужчина, которого она наконец-то смогла полюбить, отказывается от нее.

— Но сейчас все изменилось, Коннер! Для меня все изменилось, и мне хочется верить, что и для тебя тоже. Иначе ты не извинялся бы за то, что отправил меня спать в другую комнату.

Коннер обхватил голову руками, взъерошив волосы. Николь по-прежнему считала, что у нее есть надежда проникнуть в душу Коннера. Она смотрела на него и ждала, какая из его сторон победит в страшной внутренней борьбе.

— Не перегибай палку, Николь, — предупредил он. — Мы всего лишь любовники. У тебя своя жизнь, у меня своя.

— Но наши жизни пересеклись! — воскликнула Николь. Она поняла, что сейчас перед ней стоит тот Коннер, которого она хотела видеть с момента их первой встречи. И это настоящий, искренний, неподдельный Коннер. — Скажи, что ты любишь меня!

— Для чего?

— Чтобы дать мне надежду. Я останусь с тобой и буду ждать того дня, когда ты поймешь, что тебе хорошо со мной. Но мне нужно знать, что ты любишь меня.

Коннер отошел от окна и стал прохаживаться по гостиной. Он будто взвешивал все самым тщательным образом. Еще ни разу Николь не видела его таким напряженным.

— Коннер!

— Что? — спросил он, взглянув на нее.

Николь вдруг испугалась, что требует от него слишком многого. Слишком сильно давит на него. Но у нее не было выбора — или сейчас, или никогда. Она не могла жить с Коннером, делая вид, что ее устраивает роль его любовницы.

Ей хотелось дать волю эмоциям, влюбиться. Но для этого надо быть хоть в чем-то уверенной.

Хотя, с другой стороны, кого она обманывает? Она уже влюбилась в него. Поэтому и ощущает себя такой уязвимой. Именно поэтому ей необходимо знать, что ее чувство взаимно.

Она подошла к Коннеру и взяла его за руку. Затем крепко обняла его и прижала к себе:

— Коннер, милый, я тоже ни в чем не уверена. Но я очень хочу попробовать.

Он обнял ее в ответ, и Николь почувствовала, как на смену неприятному внутреннему холоду приходит тепло. Коннер прижался подбородком к ее голове, вдохнул запах ее волос. Она подняла на него взгляд. Коннер смотрел на нее, но в его голубых глазах она не нашла ни намека на то, о чем он думает.

Он прильнул губами к ее губам и поцеловал. Это был долгий и сладкий поцелуй, но чувствовалось в нем что-то необычное. А когда Коннер отстранился, Николь поняла, что поцелуй был прощальным.

— Я не могу предложить тебе большего, — повторил он, проводя пальцем по ее щеке.

Николь покачнулась. Она ощутила себя не просто обманутой — убитой.

— Я больше не могу так. Я ухожу, — заявила она.

— Не надо.

— Я не могу иначе.

— А как же твоя статья? — спросил Коннер.

Николь отказывалась этому верить. Неужели он и правда настолько бессердечен, что в такую минуту интересуется статьей? Неужели это единственное, чем он может удержать ее?

— У меня уже достаточно материала.

Она взяла сумочку и медленно ушла в спальню, где стоял ее чемодан. Коннер не бросился за ней, а когда она снова показалась в гостиной, он стоял, словно окаменев, на том же месте, точно в такой же позе.

Николь подошла к входной двери. Она еще надеялась, что Коннер окликнет ее, скажет, что передумал. Но он молчал.

В лифте Николь не заметила, как слезы ручьями потекли по ее щекам. Она не плакала так с того самого дня, когда нашла свою мать на полу у кровати. С того же самого дня она не чувствовала себя такой беспомощной.

Глава 14