Красивый, богатый, свободный…

– Как думаете, зачем вы здесь? Для развлечения?

Таш повернулась и сделала большой глоток через стеклянную соломинку. Тонкий и удачный штрих, учитывая направленность вечера.

– Для чего-то другого. Но это ничего не меняет, поскольку дата свидания неизменна.

Не то чтобы он назначал ей свидание…

– Главное, я не сделаю ничего, чтобы Натаниэль испытал неловкость перед коллегами.

– Думаете, я беспокоюсь об этом?

– Не знаю, что и думать. Я понимаю, вы играете мной с того дня, как мы встретились, и вмешиваетесь в наши отношения с вашим отцом. – Как же здорово бросить ему в лицо его же слова! – Ваша компания уже выдала мне солидные комиссионные. Что еще, как вы думаете, я пытаюсь вымогать у него? Его брови приподнялись.

– Заметьте, не я это сказал.

Какой глупой она была, не видя этого раньше! Соломинка выпала из ее рта.

– Вы думаете, я имею виды на вашего отца?

В первый раз Эйден оставил свою маскировку, и этот видимый нейтралитет еле сдерживал нечто совсем иное. Нечто весьма увлекательное в своей страсти.

– Он одержим вами. А вы окружаете его вниманием и манящими улыбками, удерживаете его, беспомощно барахтающегося в ваших сетях.

Манящими? Таш не была уверена, что задело ее больше: предположение о том, что она сознательно пытается соблазнить Натаниэля, или осознание того, что интерес Эйдена к ней до сих пор был чисто стратегическим?

– Он взрослый человек. Уверена, в свои пятьдесят пять лет он умеет справляться с женщинами намного более красивыми и гораздо более опытными, чем я.

– Тогда к чему этот интерес? Чем он вызван? – настаивал Эйден.

– Он знал мою мать.

Эйден фыркнул и увлек ее за собой за ряд больших цветочных горшков, стараясь скрыться от взглядов гостей.

– В таком случае обратите свое навязчивое внимание на одного из ее других друзей. Избавьте мою семью от этого.

У Таш перехватило дыхание. Слова «навязчивое внимание» ранили гораздо глубже, чем следовало.

– Семью? Я думала, мы говорим о деньгах.

Его ноздри бешено раздувались.

– Вы всегда беспокоитесь только о деньгах?

У нее почти никогда дело не доходило до денег. Даже с Кайлом. Таш верила в его искренние чувства к ней. Деньги лишь свели их вместе.

– Думаю, это именно то, чего вы ожидаете. Это язык, на котором вы говорите.

Эйден фыркнул:

– Пытаетесь напомнить, что деньги не пахнут.

– Пахнут. Я реалистка. Но это не центр Вселенной.

– Вот только не надо о любви. – Он презрительно усмехнулся.

– Я хотела сказать: люди, только это имеет значение, хотя любовь тоже. Друг к другу. К нашим семьям. – Она сделала особое ударение на слове «семьям».

– Вы предпочли бы быть любимой, чем богатой?

– А по-вашему, лучше предпочесть богатство.

– Возможно.

Таш уставилась на него.

– Ваша мама тоже такая?

– Какое отношение к этому имеет моя мать?

– Вы так не похожи на отца в своих взглядах на жизнь. Могу предполагать, это влияние матери сделало вас таким.

– Каким? Не таким, как вы? Если вы до мозга костей хиппи во всем, что касается любви, людей, цветов и солнечного света, я ожидал бы от вас большей благосклонности к различиям между нами.

Это обмануло бы меньше, если бы не татуировка символа мира на лодыжке.

– Я благосклонна к различиям, просто пытаюсь их понять.

– Зачем? Я вам не нравлюсь. Вы не хотите находиться рядом со мной. Какое, черт побери, это имеет значение?

Возможно ли, что он уязвлен отсутствием у нее интереса к нему, где-то в глубине души, куда блеф и бахвальство не могут проникнуть? Таш уставилась в эти безжалостные глаза. Невозможно поверить.

– Думаю, это не имеет значения.

Хотя не мешает проявлять интерес к той самой глубине, куда не проникал ее защитный внешний лоск.

– За исключением того, что вы заставляете меня затормозить ваш персональный проект. Чувствую, мы будем часто видеться.

Эйден издал короткий смешок.

– Торможу вас, значит, я паршиво справляюся со своей работой.

– Нет. Не просто тормозите. Ваш бренд пресмыкающегося гораздо более очевиден.

В тот момент, как эти слова вырвались у нее, Таш о них пожалела. Невежливо заклеймить человека пресмыкающимся, равносильно обвинительному заключению. Особенно когда он выступает твоим заказчиком.

Эйден взвился:

– Не уверен, что меня когда-либо прежде характеризовали подобным образом.

Таш не отступила, выпрямилась и осушила бокал.

– А как женщина, которую вы покорили, это назвала?

Его губы скривились, глаза потемнели. Эйден все-таки нашел пространство, чтобы сделать еще полшага вперед.

– Последняя женщина, которую я покорил, умоляла меня сделать это, – выдохнул он и пробежал пальцем по шнуровке ее платья.

Мгновенный жар опалил ее грудь и расцвел в декольте. Таш резко отстранилась от него и вернулась в бар.

– Славная попытка.

Она засмеялась делано небрежно и подала бармену знак повторить напиток.

– Я не купилась на нее.

– Не купились на что?