Красивый, богатый, свободный…

– Конечно есть. Не думаешь же ты, что меня надули, как куклу, за несколько минут до того, как ты вошел в зал? У меня много друзей по искусству, несколько школьных подруг, с которыми я до сих пор близка.

– Почему ты никогда о них не говорила?

– Потому что мы не говорили о друзьях. Все больше на безопасные темы.

Или опасные.

– Мы же говорили сегодня вечером.

– Ты мне грубо льстил. Подлизывался, чтобы вывести в свет.

– Со смертного одра?

– Ладно, я, возможно, и не так больна, как делала вид, но это вряд ли случайная беседа. Ты пытаешься усыпить мою бдительность ложным ощущением безопасности?

– Я пытаюсь узнать тебя лучше, Таш.

– По Брайлю?

Он должен знать, что его прикосновения становятся тяжеловесными.

– А что, это так плохо?

– Это не плохо.

Хотя и не хорошо сейчас.

– Просто слишком явно.

– Признаюсь, обычно я не попадаю в такое положение.

– Когда я вынужден поддерживать разговор, женщины, с которыми я обычно хожу на свидания, сами заботятся о болтовне. Или вовсе не беспокоятся.

У нее сжалось в груди.

– Это свидание?

– Я не знаю, что это такое. Загадка.

– Приятная загадка, как не считать минуты в ожидании, когда все это закончится? – выдохнула Таш, загипнотизированная тем, как его глаза подернулись дымкой.

– Ты видишь, как я смотрю на часы?

– Тогда считай, это мне урок. Может быть, именно так поступают реальные люди.

– В отличие от поддельных?

– Ты не поддельный, просто не переходишь в ту же плоскость, что и остальные. Или не играешь по тем же правилам.

– И тебе это не нравится?

– Нравится, но я в это не верю.

– Значит, ты мне не веришь.

– Я не верю никому.

– Почему?

– По опыту. Но я доверяю тебе больше, чем большинству, это уже кое-что.

– Ты доверяла мне на днях, лежа на кромке воды.

Такого прекрасного дня у нее давно не было.

– Я увидела настоящего тебя в тот день.

– Тебе понравилось то, что ты увидела?

Неуверенность.

Таш не собиралась пинать человека, который и так вот-вот упадет. Она была готова признать, что даже у вечно позитивных есть свои демоны.

– Ты удивительный человек, Эйден Мур. Красивый, богатый и свободный. – И так далее и тому подобное. – Я была бы дурой, не признав этого.

Его глаза сузились.

– Ты мне нравишься больше всего, когда не так сильно стараешься. Когда я не чувствую себя участником какого-то соревнования, рассчитанного на легкую победу, правила которого еще не поняла.

– Удивляюсь, как Жардену удалось уйти от тебя в приемлемом состоянии. Я ожидал бы, что такая проницательность кастрирует его. Не пойми меня превратно. Вполне определенно это его промах, а не твой. Но быть настолько прозрачной, больше привыкнув к угодничеству, нелегко.

Таш сцепила пальцы на коленях.

Если бы она была столь проницательна, знала бы, что это за пьеса. Но она не знала. Что он сейчас делает?

– Я не могу читать тебя.

– Может быть, я неподдельный. Разыгрывал тебя весь вечер. Хотел подчинить легкими прикосновениями, ослабить нервозность, которую, полагаю, ты чувствуешь.

– По поводу чего?

– По поводу нас. Сегодня вечером. О том, куда мы идем. Но я лишь выдавал желаемое за действительное. Мы вообще никуда не идем, не так ли?

– Нет. Но это не значит, что я не наслаждаюсь твоей компанией или нашим разговором.

Это для потенциального брата, которого ей не хотелось ранить.

– И это не значит, что я не смогла бы выбрать иное в начале недели.

– Хочешь плохую новость? – спросил Эйден после долгого неловкого молчания. Таш пожала плечами. – Эта искренность не мешает меня хотеть тебя.

Он не может ее хотеть. Если, нет, когда узнает почему, будет оглядываться, подавляя ярость.

Таш расправила юбку и решительно встала.

– По-видимому, недосягаемость – часть моего обаяния.

Эйден присоединился к ней.

– Думаешь, ты обаятельна? Это мило.

Он по-прежнему флиртовал, но все переменилось в последние несколько минут. Акула расширила диаметр кругов. Давая пространство, чтобы дышать. Уважительное доброе пространство.

– Знаешь, что еще мило? Ты думаешь, это закончилось.

Да, закончилось. Должно закончиться. Иначе боль будет невыносимой.

Таш взглянула на часы. Десять. Повернулась к нему:

– Ты сказал, отец вернется сегодня?

– Вернется на работу в понедельник.

– Мы должны с ним увидеться.

От этих слов Эйден остановился как вкопанный.

– Что?

– Нам нужно поговорить с ним. Сейчас же.

– Зачем?

– Когда поговорим, ты поймешь. Это тянулось слишком долго.

Таш с силой прижала к себе сумочку, защищаясь ею как щитом, дрожа, но решительно.

– Ты можешь ему позвонить?

– Ты в порядке, Таш? Ты побледнела. Пожалуйста, не говори, что ты была больна все это время.

– Я прекрасно себя чувствую.

– Наверное, мне следует отвезти тебя домой.

– Позвони отцу, Эйден. Пусть он встретится с нами в МурКо.