Утром 7 июня Карен, Ник, Джаспер и я сели в машину. С ребенком что-то неладно, поэтому будут делать кесарево сечение. Карен выбрала для родов день рождения своей матери. Прием у врача назначен на шесть. Сестра Карен дала нам кассету с успокаивающей музыкой Энии, но Карен попросила поставить Nirvana. Она включила песню Nevermind на полную громкость.
Проехав через лес, я остановил машину у дома Нэнси и Дона, чтобы оставит у них Ника и Джаспера. Вместе с бабушкой и дедушкой они будут ждать звонка из больницы.
Наша дочь появилась на свет в семь утра. У нее черные курчавые волосы и ясные глаза. Мы дали ей имя Маргарита, но зовем Дэйзи (маргаритка).
Нэнси приехала в больницу с Ником и Джаспером. Их проводили в комнату с приглушенным освещением, где находились Карен с Дэйзи. Медсестра спросила Нэнси и Ника, не хотят ли они искупать малышку в первый раз в ее жизни. Джаспер сидел рядом с Карен, а Нэнси с Ником под руководством медсестры повезли Дэйзи в коляске в детское отделение, где они помогли взвесить, искупать и одеть ее в мягкую белую ночную рубашку с розовыми слониками и ботиночки кукольного размера. Оказалось, что она весит восемь фунтов, рост двадцать один дюйм. Пристально глядя на малышку, Ник сказал Нэнси: «Я никогда не думал, что у меня будет такая вот семья».
На следующий день мы вернулись домой. На заднем сиденье рядом с Ником были установлены два новых детских кресла.
Утром я встал рано и обнаружил мальчиков в пижамах на диване, у обоих в руках были чашки горячего шоколада. Ник читал книжку «Лягушки и жабы – друзья». Джаспер жался к нему. В камине горел слабый огонь. Ник закрыл книжку и встал, чтобы приготовить завтрак для всех. Стоя у плиты, он пел, подражая рыку Тома Уэйтса: «Ну вот, яйца гоняются за беконом по всей сковороде».
Мы позавтракали, а потом пошли с мальчишками гулять на ближний пляж. На обратном пути мы сделали остановку, чтобы собрать ежевики для пирога. Дело затянулось, так как Ник с Джаспером, с синими пальцами и синим ртом, клали одну ягоду в корзину, а дюжину отправляли в рот.
Дома, после раннего обеда и пирога, Ник с Джаспером играли на лужайке. Как львенок, Джаспер взбирался на голову Нику, и они скакали на большом красном мяче. Карен держала на руках Дэйзи, которая осматривалась вокруг широко открытыми глазами. Брут неуклюже, как сонный медведь, повалился на траву и растянулся рядом с детьми. С Джаспером, вцепившимся в его шею, Ник перевернулся и, обхватив морду пса и глядя ему в глаза, запел: «Подари мне поцелуй, и я выстрою на нем мечту». Он смачно поцеловал Брута в нос. Тот зевнул, Ник весело подбросил Джаспера в воздух, а Дэйзи тем временем тихо заснула.
Я смотрел на эту троицу и вспоминал то невероятное чувство, которое я испытал в первый раз, когда родился Ник. Вместе с радостью отцовства с рождением каждого ребенка приходит пронзительное чувство уязвимости. Оно одновременно и возвышает тебя, и пугает.
Несколько дней назад я прочел в газете о взрыве школьного автобуса в Израиле, узнал новые подробности о семьях, чьи дети погибли больше года назад при взрыве бомбы в Оклахома-Сити; прочитал о детях, убитых случайными пулями в лагере беженцев в Боснии, и о том, как в Китае человек, осужденный за вооруженное ограбление, по пути на виселицу прокричал своему брату: «Позаботься о моем сыне». Я ощутил боль и страдание совсем иного свойства. Может быть, родители переживают за любого ребенка, не только своего. Может быть, мы начинаем переживать за них еще сильнее, чем это казалось возможным. Когда я смотрел на своих троих детей, освещенных рассеянным золотистым светом, пробивающимся сквозь листья тополя, меня переполняла уверенность в том, что в эти мгновения они в безопасности и счастливы, и это в итоге все, чего хотим мы, родители. Если бы только так было всегда: дети рядом, им хорошо вместе, они счастливы и спокойны.
– Твой муж-псих мучает моего маленького братишку.
Ник стоял рядом со мной подбоченившись и обращался с этими словами к Карен, только что вошедшей в комнату. Это было дождливое утро в день его отъезда в Лос-Анджелес. Я пытался расчесать спутавшийся клок волос на голове Джаспера, и он визжал, как будто я вырывал у него ногти плоскогубцами. Ник, завернутый после душа в голубое полотенце, накинул оранжевую парку, влез в большие зеленые садовые сапоги, стоявшие у входной двери, и нацепил на нос детские маскарадные водительские очки. После чего начал размахивать деревянной ложкой.
– Отпусти этого плутишку, – сказал он мне. Повернулся к Джасперу со словами: – О, в какое бедственное положение ты попал, мой любимый брат. О, какая несправедливость. Какая жестокость!
Держа ложку как микрофон, он запел: «Моя доблестная команда, доброе утро» из комической оперы «Корабль Ее Величества “Пинафор”», отвлекая Джаспера, что дало мне возможность наконец его причесать.