Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Преподаватель по творческому письму из Хэмпшира, который принял его в свой класс, написал мне, узнав о рецидиве: «Когда Ник не употребляет наркотики, он блистателен. Я похоронил слишком много людей, поэтому меня это известие очень огорчило».

Прошла еще одна мучительная неделя, и Ник позвонил. Казалось, он вполне владел собой.

– Привет, па, это я.

– Здравствуй, Ник.

– Как поживаешь?

– Это неважно. Как ты?

– У меня все в порядке.

– Где ты находишься?

– В городе.

– У тебя есть где жить? Где ты живешь?

– Все хорошо.

– Послушай, Ник, ты хочешь встретиться?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Просто встретиться. Я не буду ругать и обвинять тебя. Давай просто пообедаем.

– Могу себе представить.

– Пожалуйста.

– Хорошо, давай.

Зачем я хотел с ним встретиться? Где-то в глубине моей души теплилась искорка надежды, что я смогу достучаться до него, хотя это было, конечно, маловероятно. Я знал, что не смогу. Но по крайней мере я смогу хотя бы погладить его по щеке.

Для нашей встречи Ник выбрал кафе «Ступени Рима» на авеню Колумба, в районе Норт-Бич, где я его вырастил. Ник играл на Вашингтон-сквер напротив собора Св. Петра и Павла. Потом мы заходили в книжный магазин «Сити Лайтс» и шли по почти вертикальным улицам к набережной, где сидели на бордюре и смотрели выступления духового оркестра Human Jukebox с его трубачами, а потом ели банановый десерт на шоколадной фабрике «Жирарделли». На Бродвее в Чайнатауне мы покупали бок-чой[27] и арбузы, а на пути домой заходили в кафе «Триест» выпить по чашке кофе и горячего шоколада. Иногда мы ужинали в суши-баре, где Ник заказывал темпуру[28] по своему вкусу только с оранжевыми овощами (морковь и ямс[29]). Или мы шли в итальянский ресторан «Ванесси», где официанты в бордовых курточках и отглаженных черных брюках поднимали Ника, светловолосого, со щелью между передними зубами, и усаживали на высокий стул у стойки, подложив стопку телефонных справочников. Ник с вытаращенными глазами наблюдал пиротехнические упражнения поваров на линии раздачи, которые плескали бренди в соусники. Жидкость воспламенялась, Ник был в восторге. Повара наизусть помнили его вкусы: маленькая порция салата цезарь, равиоли и сабайон[30], взбитый в помятой медной миске. По пути домой мы проходили мимо девушек, тусующихся перед бродвейскими стрип-клубами, которых он узнавал по их костюмам: «Чудо-женщина», «Ши-Ра», «Женщина-кошка» и т. д. Он пребывал в уверенности, что они супергерои, патрулирующие Норт-Бич. Когда он начинал засыпать на ходу, я брал его на руки и нес домой, его маленькие ручки обвивали меня за шею.

В кафе я сел за угловой столик и стал его ждать. Поскольку здравомыслие и любовь, силы, на которые я привык полагаться в своей жизни, подвели меня, я оказался на незнакомой территории. В кафе пусто, только пара официантов складывают салфетки у бара. Я заказал кофе, обдумывая одну вещь, которая раньше не приходила мне в голову и с помощью которой я бы мог воздействовать на него.

Прошло полчаса после назначенного времени встречи, и я почувствовал, как во мне поднимается привычное беспокойство, а еще – обида и злость.

Еще через сорок пять минут я решил, что он не придет (а что я, собственно, ожидал?), и ушел. Однако мне не хотелось сдаваться. Я обошел квартал, вернулся, заглянул в кафе, а затем снова поплелся в обход вокруг квартала. Еще через полчаса я уже собрался отправиться домой, как вдруг увидел его. Он шел ко мне, но смотрел под ноги, руки безвольно болтались по бокам, и весь он, как никогда, напоминал похожий на привидение автопортрет Эгона Шиле, погрязшего в пороке и опустошенного.

Он увидел меня и с опаской приблизился. Мы нерешительно обнялись, я обхватил руками его исхудавшую спину и поцеловал в щеку. Лицо его было белое как мел. Мы сели за столик у окна. Он старался не смотреть мне в глаза. Никаких извинений за опоздание. Он сгибал и разгибал соломинку для питья, беспокойно ерзал на стуле, его пальцы дрожали, челюсть ходила ходуном, он скрипел зубами. Мы сделали заказ. Упреждая дальнейшие расспросы, он сказал:

– У меня все отлично. Я делаю то, что должен делать, я сам отвечаю за себя впервые в своей жизни.

– Я так беспокоюсь за тебя.

Через некоторое время он спросил:

– Как Карен и малышня?

– У них все хорошо. Все в порядке, но мы все тревожимся за тебя.

– Ну что ж, понятно.

– Ник, может, ты готов остановиться? Вернуться к нормальной жизни?

– Только не начинай.

– Джаспер и Дэйзи скучают по тебе. Они…

Он оборвал меня:

– Я не могу ничего поделать. Не надо давить на мое чувство вины.

Ник подчистил все остатки еды с тарелки вилкой, допил свой кофе. Когда он отбросил со лба челку, я заметил рубец. Он потрогал его пальцами, но я даже не стал спрашивать.

Мы попрощались. Я смотрел, как он поднимается и уходит.