– Слушай, я чувствую себя как школьник, которого экзаменует его осторожная подружка. Дома! И если ты так меня боишься, то пошли лучше в кафе, правда, – надулся Михаэль.
– Прости. – Джина сдвинулась с мертвой точки и зашагала по улице, обгоняя Михаэля.
– Эй, погоди, ты же не знаешь, где я живу, – смеялся он, ускоряя шаг.
Идти было недалеко. Но между этим разговором и моментом, когда Михаэль озябшими пальцами нащупывал в кармане ключ от квартиры, прошло больше часа: началось все с игры в снежки, а закончилось катанием с ледяной горки.
У Джины сияли глаза. Она замерзла и порвала колготки, но это не мешало ей чувствовать какую-то эйфорию. Вспомнилось сразу все: детская влюбленность в одноклассника, рождественские каникулы, ощущение себя живой и ловкой, как белка, чувство полета и большой скорости, пьянящая близость опасности, легкие ушибы и звонкий, искренний смех.
Все это снова было у нее сегодня ночью.
– Входи. – Он наконец-то справился с замком.
Михаэль с матерью жили на третьем этаже очень старого трехэтажного дома. Квартира оказалась большой, но Джина сразу поняла, что исторически это была половина еще большей квартиры. Планировка была не похожа на все, что Джина видела прежде.
А еще здесь не было дизайна. И в его отсутствии таился тоже своего рода шарм: были старинные вазы и какая-то абстракционистская картина, светлые обои и деревянные некрашеные двери, больше Джина ничего не запомнила. Михаэль скрылся где-то в глубине квартиры, и из недр ее Джина тонким слухом уловила громкий шепот. И – вот досада! – ни одного знакомого слова.
Михаэль вышел.
– Я сказал маме, что ты американка, она очень расстроилась…
– Почему? – изумилась Джина.
– Потому что у нас небогатая квартира и потому что она совсем не знает английского.
– Ах, не стоит…
– Я ей тоже сказал, что не стоит. Есть хочешь?
– Хочу! – обрадовалась Джина.
На небольшой кухне было очень тепло. Джина почувствовала себя совершенно счастливой. Обещанные сосиски – горячие, с румяной корочкой – показались ей неземным лакомством. От тепла и вообще от избытка удовольствия Джину потянуло в сон. Она с трудом заставляла себя не клевать носом.
– Мне давно не было так хорошо, Михаэль. Спасибо тебе.
Он белозубо улыбнулся:
– У нас есть свободная спальня. Спать будешь там, о’кей?
– Да. Хорошо.
– Пошли, я покажу тебе, где ванная.
Джина чувствовала кожей горячие упругие струи, разбегавшиеся по телу. Жарко. Немного душно. Очень хорошо. Вода моментально сняла усталость и сонливость. И Джина внезапно осознала себя здесь и сейчас: в незнакомом доме. У незнакомого почти парня. В незнакомом городе в незнакомой стране. Себя, Джину Конрад, двадцати пяти лет от роду, почти помолвленную с серьезным человеком, адвокатом, дочь серьезных людей, ответственного работника процветающего художественного салона на Касл-Вью-стрит, Филадельфия… В чужой ванной. Голой.
Именно эта мысль ее чуть не добила. Джина почувствовала, как заливаются краской щеки, шея, грудь, как от волнения кружится голова и холодеет в животе.
Никто не может поставить человека в глупое положение, если он сам того не хочет. Но уж если он хочет…
В дверь деликатно постучали.
– Все в порядке?
– Да, – капитулировала Джина.
– Я принес тебе футболку.
Джина нервно завернулась в полотенце, подумала – и завернулась еще плотнее. Предательская мысль:
– Спасибо. – Джина хотела быть как можно более непринужденной, но не получилось: нервные движения выдавали ее с головой.
– Я не смотрю.
– Спасибо.
Джина поспешно закрыла дверь и натянула на себя предложенную вещь. Это была самая асексуальная футболка на свете: просторная настолько, чтобы скрывать фигуру почти до колен, и вместе с тем – с достаточно узкой горловиной, не обнажавшая плечо.