Красна Марья

— Нравится, — сумрачно глядя исподлобья, ответствовал Алексей. — Да небось — не так, как ты думаешь! Короче: сейчас едем к этим твоим «сотрудникам» в Чека — за Линой!

Комиссар побледнела от злости. Столько мучений она приняла, чтобы вызволить этого неблагодарного. Кроме того, она не раз упрекала себя за то, что слишком много вольностей позволяет своему фавориту, — в ущерб партийной и боевой дисциплине. На Алексеевы злоупотребления не раз указывали ей и командир полка с батальонным начальством, она же только оправдывала его. Но нынешняя категоричная требовательность задела ее, и это, вкупе с уколами плохо обоснованной ревности, сыграло роль: Мария намертво уперлась.

— Ты хорошо подумала? — угрожающе проговорил Алексей.

Мария Сергеевна ответила испепеляющим взглядом.

— В последний раз спрашиваю: ты твердо решила? — грозно настаивал Алексей, все еще не решаясь на бесповоротный шаг.

Комиссар не удостоила его ответом и с деланым спокойствием сосредоточенно принялась подчищать пятно на столе.

— Ну — смотри… — с чувством произнес Алексей и, не оглядываясь, вышел вон из избы.

Мария выпрямилась, с тоской поглядела ему вслед, но удержалась, не позвала. Она рассудила, что Алексею будет полезно переночевать в казарме и этот урок пойдет ему на пользу. А главное — сгоряча сейчас можно наговорить друг другу много лишнего. В глубине души, мучимая угрызениями совести, Мария Сергеевна готова была уступить и уже прикидывала, как вызволить Капитолину. Она долго не могла уснуть ночью и, ворочаясь в постели, позволила себе вновь предаться негодованию на неблагодарного любовника. В конце концов она забылась мучительным, тяжелым сном и едва не проспала утреннее построение, встала же совсем разбитою, одолеваемой недобрыми предчувствиями.

Глава 14

Ночью в городе поднялся переполох, раздавались пальба и крики. Перед утренним построением прискакал вестовой и просил подкрепления. По его словам, белые совершили ночную вылазку и могли снова появиться — с минуты на минуту. На деловитый вопрос комиссара, сколько именно обнаружено белых, посыльный замялся и ответил, что пересчитать в темноте было затруднительно. Должно быть, не менее полка, поскольку перебиты все караульные тюрьмы и почти все поднятые по тревоге сотрудники Чека. Подоспевшим из ближайшего гарнизона красноармейцам тоже досталось. А потом передовые силы белых организованно и слаженно разбились на мелкие группы и будто растворились на улицах города — ни одного своего раненого или убитого не оставили! Большинство арестантов за ночь разбежались кто куда — в общем, караул!

Товарищ Михалёва, терзаемая страшною догадкой, прямиком направилась к бойцам своего дозорного разъезда. Те, безмятежно развалясь на жухлой травке, отдыхали одетыми и уже были готовы к утреннему построению. Завидев комиссара, все вскочили с энтузиазмом, приветствуя ее: ни Алексея, ни Димитрия среди них не было. При виде безмятежных улыбок ребят у комиссара отлегло от сердца, но, движимая подсознательным импульсом, она подняла винтовку одного из моряков и заглянула в ствол… Сердце Марии болезненно сжалось: внутри она заметила свежий нагар.

В то же утро обнаружилось исчезновение Алексея и еще пятнадцати бойцов дозорного отряда; остальные уверяли, что ничего не знают, а ночью крепко спали… Каждого из разведчиков, поодиночке вызвав к себе, комиссар спрашивала только об одном: живы ли Алексей и остальные ребята? Но бойцы, потупив глаза, как сговорившись, твердили свое. Столкнувшись с упорством подчиненных, комиссар предпочла оставить их в покое. На сердце было пасмурно…

* * *

Через неделю полк наконец отправили на передовую, и жизнь закрутилась с новой силой. От прежнего состава осталась едва половина — полк спешно доукомплектовывали ополченцами из бедных казаков. Очень ценным оказалось пополнение из питерских рабочих, которые, не в пример казацкой вольнице, были сознательными и дисциплинированными товарищами.

Вскоре комиссара «повысили»: на ее место утвердили товарища Клячина, а ее саму назначили в дивизию регулярной Красной армии командира Артепьева. На самом деле это просто-напросто означало еще больше работы, нередко длившейся круглые сутки. Стиснув зубы, Мария Сергеевна ожесточенно работала, и это помогало унять томящую сердце тоску по Алексею…

Между тем ее разыскал Михаил — старинный товарищ по партии, с которым встречено было в пору романтической юности немало питерских белых ночей. Мужчина с кучерявой бородкой долго вглядывался в дорогие черты похудевшего, изможденного лица Марии Сергеевны, в ее глаза, под которыми виднелись лиловые тени. Михаил смиренно просил Марию вернуться к нему, но та сочла это неприемлемым и предпочла остаться верной памяти любимого, даже не зная, жив ли он.