Красна Марья

На следующее утро Алексей поднялся с явным намерением возобновить активную жизнь. Его все еще покачивало и подташнивало при резких движениях, он долго и туманно разглядывал свое многоцветное отражение в зеркале, вздыхая и потирая густую щетину. Марии Сергеевны дома не было: наверное, уехала на заседание какой-нибудь партячейки. Не теряя времени, она деятельно участвовала в построении партийной жизни на местах. Кое-как побрившись и ополоснувшись, Алексей, охая и морщась, оделся, закутался поплотнее и вышел во двор — взбодриться холодным воздухом промозглого утра.

Было непривычно тихо, и Алексей не сразу понял, в чем дело: не слышно привычного для этого времени дня благовеста! И вдруг прошлое, подступив, нахлынуло со всех сторон и оглушило, парализуя. Он испытал его заново, пугающе остро, — и с поразительной ясностью вспомнил свой арест, темный переполненный карцер с мертвенно-бледными, перепуганными людьми, истошные крики из коридоров, допросы и ухмыляющуюся зверскую морду плюгавого чекиста, пронизывающую боль от ударов ногами под ложечку, отчаянные взгляды обреченных, уводимых ночною порой людей, которые, цепляясь за его бушлат, пытались остаться в карцере, и потом — отголоски выстрелов во внутреннем дворе. Скорчившись и постанывая, он опустился на корточки и отчаянно тер виски ладонями.

— Что с тобою, Алеша?! — От ворот почти бегом ринулась к нему Мария Сергеевна и бережно помогла подняться.

С другой стороны поддержал друга напросившийся навестить его Димитрий.

— Так… Не обращай внимания — нервы, что ли… — распрямившись, выдавил Алексей и двинулся с ними обратно к избе.

Комиссар оставила друзей, давая им возможность поговорить наедине.

— А собор-то стоит целехонек — честное слово! — пригнувшись к Алексею, тихонько сообщил Митяй. — Службы, правда, пока не идут, но они, вишь, побоялись его еще раз тронуть: беспорядков среди горожан испугались! Да и вообще аресты священников с тех пор прекратились в округе — ишь, боятся, сволочи! — и засмеялся в радостном возбуждении.

— Наверное, Линка рада-радешенька, — ухмыльнувшись, заметил Алексей.

Митяй, с лица которого будто стерли улыбку, глянул почти испуганно:

— Да ты что… Ее ж с тобой забрали — али память тебе отшибло?

— То есть как?! Она в тюрьме?

— Ну да. Только тебя одного и выпустили. Говорят, комиссар в Питер к их там самому набольшему ездила — хлопотала.

— А… Линка?

— Говорят тебе, как забрали — ни слуху ни духу!

Алексей помрачнел и глянул с такой ненавистью, что Митяй отпрянул:

— Ты… чего?!

Алексей опомнился и успокоил друга:

— Да это я не на тебя… Так, вспомнил… Ладно, вот что: ты иди пока. Мы с тобой после побеседуем, а мне тут с Марией срочно потолковать надо.

Огромный Димитрий, похлопав друга по плечу (Алексей чуть поморщился от боли), пожелал ему «наискорейшего выздоровленьица» и вышел, как всегда треснувшись головою о притолоку двери и громогласно чертыхнувшись.

Алексей проводил товарища до двери. Вернувшись, он долго молча наблюдал, как подруга вытирает со стола и наливает свежего настоя брусники. Закончив, она с нежностью посмотрела на любимого, да так и застыла с тряпкою в руке:

— Алеша, ты что?

— Где… Лина? — осведомился Алексей, четко произнося каждое слово.

Мария Сергеевна поняла, выпрямилась, спокойно сложила ветошь и ответила холодно и отстраненно, с каменным лицом:

— Честно говоря, меня это не интересует.

Алексей изумился, но быстро взял себя в руки.

— Надеюсь, ты пошутила… будем считать — неудачно, — приблизившись вплотную, испытующе, почти угрожающе произнес он.

— Мне не в чем каяться и не в чем оправдываться, — нарочито спокойным голосом, в котором, однако, пробивались нотки раздражения, возразила Мария Сергеевна, — и, откровенно говоря, я не очень сожалею о судьбе особы, которая подвела тебя под монастырь.

Алексей изучающе разглядывал ее лицо. Что-то недоброе, тяжелое, болезненное глубоко вызревало в нем. В конце концов он выдохнул и мрачно потребовал:

— Мария… Ты должна помочь Капитолине!

Взорвавшись, комиссар наговорила резкостей. Должно быть, не выдержали нервы от напряжения последних дней. Во всяком случае, такое случилось впервые: раньше Мария никогда не позволяла себе повышать на него голос.

Не отвечая ни единым словом, Алексей тягостно смотрел на нее. Мария Сергеевна занервничала, чувствуя, что переборщила, но ее уже несло, и, обороняясь, чтобы заглушить чувство вины, она перешла в наступление:

— И знаешь… что-то, как я погляжу, ты больно рьяно ратуешь за нее… С чего бы это?!

Алексей воззрился на нее с изумлением и даже отступил на шаг, неотрывно разглядывая подругу:

— Ты о чем?

— Не потому ли, что увивался за ней. Ты, видно, за кем угодно увиваться готов — старые привычки вспомнил?

Алексей озадаченно потер ладонью лоб и невесело усмехнулся:

— Ты что же это… К дитю приревновала? — И добавил с горькой насмешкой: — Эх, ты, прозорливица…

— Что «эх, ты»! — вспыхнула уязвленная женщина. — Может быть, станешь уверять, что она тебе вовсе не нравится?