Красна Марья

— А тут Михаил заходил. — При этих словах комиссар подняла голову и насторожилась. — Справлялся, где ты. Я дала ему твой последний адрес. Ты не получала его писем?

— Нет… Как он поживает?

— Воевал с Корниловым, был ранен, опять на фронт собирался… Адрес тебе оставил. Зашла бы ты к его родителям!

— После мама, после — в другой раз.

— Маша, вспомни, как он любит тебя, — бездна нежности!

— Мама!

— Ну хорошо, хорошо… А все-таки ты подумай: нельзя же так — все разом оборвать. Ведь вы же, прощаясь, кажется, обещали друг другу…

— Мама, прошу тебя…

— Мария Сергеевна, чай готов — пожалуйте откушать!

— Хорошо, Настюша, иду, спасибо.

Комиссар Михалёва немного отдохнула дома и, не теряя времени, отправилась в Смольный — хлопотать за Алексея…

* * *

— А кем вам, собственно, приходится подследственный? — настойчиво выспрашивал товарищ Леснин, председатель Центрального Реввоенсовета и уполномоченный по внутренней разведке.

Комиссар мгновенно оценила ситуацию. Шестым чувством — той самой женской интуицией — она угадала, что от того, как она ответит, зависит очень многое и что именно сейчас решается судьба Алексея — ее шального, мятежного, неугомонного, но одновременно такого близкого, родного… Риск, конечно, немалый: вплотную подключаясь к защите опального, она и сама может оказаться под ударом… Но ей ли привыкать к риску? В конце концов, неподкупная и требовательная к себе Мария Сергеевна и раньше вступалась за своих бойцов, осознанно и последовательно. Может быть, потому они и отвечали ей искренней преданностью. А уж независимый и неотразимый красавец Алексей, любимый Алешенька, — и вовсе был одной из немногих слабостей «железного» комиссара, и ему многое спускалось с рук. Отчаянность же и дерзкое поведение Мария Сергеевна почти по-матерински оправдывала молодым задором. Комиссар выдохнула и твердо призналась:

— Этот мой муж, товарищ Леснин.

Ее взгляды на брак были хорошо известны среди старых товарищей по партии и рискнуть своим авторитетом было нелегко, тем более немалая разница в возрасте с «мужем»… Но бросить в беде Алексея Мария не могла. Ответом ей стал удивленный и почти саркастический взгляд.

— Так-та-а-ак, — прищурившись, протянул картавый коротышка, — супруг, значит? Так что же это получается, товарищ Михалёва: ваш муж несознательность проявляет? Контрреволюционные, можно сказать, настроения?

— Контрреволюции там нет — за это я ручаюсь, — поспешила уверить его комиссар, — а над прояснением сознания я работаю. Да, действительно: оступился товарищ — с кем не бывает, так ведь не топить, а поддержать надо! Не сразу, знаете ли, старая закваска на новую меняется: не сразу революционная сознательность просыпается…

— Ну что ж… Мы вас, товарищ Михалёва, знаем: вы — человек проверенный, старый партиец, на вас положиться можно. Хорошо! Я сейчас же распоряжусь напечатать приказ об освобождении вашего супруга: предъявите начальнику вашего отдела Чрезвычайной комиссии и начальнику тюрьмы. Забирайте своего матросика — на здоровьице, на удовольствие! — Он двусмысленно улыбнулся Марии и лукаво ей подмигнул.

Комиссар нахмурилась, но промолчала.

Глава 13

Алексея вскоре отпустили. Он вышел, покачиваясь, из неопрятного, грязно-желтого здания тюрьмы — единственного добротного каменного строения в городе — и недоверчиво, из-под руки поглядел на ясное небо. Караульный как будто с сожалением таращился уходящему в спину: за прошедший год службы он не мог припомнить никого выходившим отсюда на свободу. Подошла комиссар, пытливо и с болью вгляделась в заплывшее от побоев дорогое лицо и, не стесняясь присутствием сопровождавших матросов, порывисто, скорбно прижалась к его груди. Алексей приобнял ее, и они с минуту молчали. Наконец Мария отстранилась и с чувством сказала:

— Ну пойдем… подальше отсюда… Не будем здесь…

Она усадила освобожденного в открытый экипаж, который тут же двинулся прочь. Комиссар более не прятала их отношений — и моряки, ввиду чрезвычайных и трагических обстоятельств, приняли их любовь как данность и даже с уважением. В полку больше не злословили по этому поводу. Алексей чуть морщился на ухабах, хотя Мария Сергеевна велела извозчику ехать помедленней, без тряски.

Два дня подряд Алексей лежал пластом в комнате комиссара. Она сама часто меняла примочки, следуя предписанию приглашенного доктора, и отпаивала друга настоем моченой брусники. Врач подтвердил, что, скорее всего, серьезного внутреннего кровотечения нет, поэтому все, что больному требуется, — это обильное питье, усиленное питание и продолжительный покой. Но природа и могучий мужской организм быстро брали свое: на третий день, не удержавшись и забыв наставления пастыря, Алексей уже истово любил свою подругу, спасшую ему жизнь. Потом, прильнув щекой к плечу, она долго и задумчиво водила ладонью по его груди и время от времени легонько целовала ее.